Согласно лютеранству, «Христос – единственный посредник наш пред Богом, Ходатай и Учитель»; «Все христиане – священники»; всякий христианин (как храм Божества) имеет jure divino право на учительство и на совершение таинств»; «Над христианами нет начальника, кроме Христа»; «каждый христианин есть свободнейший судия своих учителей, будучи внутренне научаем Богом». В основу теологических идей Мартином Лютером было положено учение виднейшего представителя западной патристики Августина Блаженного о грехе и благодати (не очень популярное в Средние века), с которым Лютер познакомился, будучи монахом августинского монастыря. С его точки зрения, отражённой в трактате «О рабстве воли» и других произведениях, человеческая природа настолько порабощена и искажена первородным грехом, что не только первобытная праведность и благодать, но и сам образ Божий в человеке были утрачены, и это не допускает никаких человеческих заслуг в деле спасения. Именно этот антропологический пессимизм привёл реформатора к выводу, что спасение возможно «Sola Fide» («только верой») и «Sola Gratia» («только благодатью»). С лютеранской точки зрения, всё, что человек получает от Бога, есть дар, а не оплата каких-либо заслуг (тем самым полностью отвергается католическое учение о сверхдолжной благодати). Но вера в понимании лютеран не является добрым делом, она оправдывает потому, что так угодно Богу. Отсюда принцип «Sola Christo» («только Христос») – это убеждённость в достаточности крестной жертвы Христа для искупления, оправдания и спасения. Учение об оправдании развивается в памфлете Мартина Лютера «О свободе христианина» (в частности, доктрине оправдания посвящена знаменитая проповедь «О троякой праведности»), а также в лютеранских символических книгах. Оправдание (justificatia) имеет в лютеранстве «юридический» смысл: человек лишь признаётся оправданным и прощённым в силу искупления и благодати, что не меняет его природу, которая по-прежнему остаётся греховной. Этот принцип был определён Лютером через антиномичную формулу статуса христианина – «всегда праведник, всегда грешник». Сам Лютер, ставя вопрос о соотношении веры и добрых дел в спасении, во многом склонялся к отрицанию роли Закона в христианстве и утверждал, что требование необходимости добрых дел имеет отношение лишь к Ветхому Завету, а не к собственно Евангелию. Вопрос о соотношении Закона и благодати стал предметом одной из первых полемик в лютеранстве – так называемого антиномистского спора, инициированного Иоганном Агриколой (Шнейдером). Этот спор длился с перерывами с 1537 по 1540 гг. Агрикола занимал радикальную позицию, утверждая, что христианам достаточно знать о жертве Христа, а проповедь Закона даже вредна для спасения. Эта позиция была осуждена Лютером в трактате «Против антиномистов» (1539 г.), но вопрос о соотношении веры и добрых дел, а также закона и благодати вовсе не был исчерпан. В период Майоритских споров (названных так по имени их инициатора Ф. Майора), начатых после разгрома Карлом V Шмалькальденского союза (1547 г.), а радикальную позицию И. Агриколы продолжили Николаус Амсдорф (1483–1565 гг.) и Матиас Флаций (1520–1575 гг.), утверждавшие бесполезность и даже вредность добрых дел для спасения. Их оппонентом был ученик Филиппа Меланхтона Георг Майор (1502–1574 гг.), который полагал, что «добрые дела необходимы для спасения». Но и тот, и другой варианты были отвергнуты, а более умеренное решение проблемы, закреплённое в лютеранской «Формуле согласия», принятой после окончания Майоритских споров, заключалось в следующем: веру и добрые дела нельзя противопоставлять, но необходимо различать, поскольку дела – плоды веры, критерий её истинности и действенности; как нельзя спастись добрыми делами, так и невозможно спасение без добрых дел (ст. 4 «Формулы согласия»). Эта точка зрения была осуждена католическим Тридентским собором (1545–1563 гг.), который подтвердил необходимость добрых дел для спасения. Переосмысление сотериологии в лютеранстве привело и к изменению культа. Мартин Лютер признавал за христианином право и обязанность двоякого суждения: внутреннее суждение в деле веры, когда христианин, просвещаемый Святым Духом, независимо обсуждает догматы; внешнее публичное суждение о догматах, принадлежащее не всем, а только имеющим известный богословско-образовательный ценз.