Лояльность церковной аристократии короне, обеспечиваемая правом инвеституры, делала церковь «противовесом» светской родовой знати, конкурировавшей с королём в раннее Средневековье. В свою очередь, церковь, подчиняясь королевской власти, получала обоснование собственного мирского могущества: король открывал высшим иерархам доступ к государственной политике, делал их крупными землевладельцами, наделёнными множеством политических прав, судебными и хозяйственными привилегиями. Такое смешение духовного и мирского приводило к обмирщению церкви: многие епископы и имперские аббаты жили, правили и воевали как мирские князья, и за возможность получить от короля высокий пост потенциальные кандидаты готовы были, демонстрируя лояльность, делать ему щедрые подношения. Эта практика осуждалась современниками как симония. Изначально под симонией понималось взимание священнослужителями (прежде всего, епископами) даров от мирян и от клириков за совершение таинств (крещения, рукоположения и т.д.), что было осуждено Римским папой Григорием I Великим (590–604 гг.). В X–XI вв. церковные авторы всё чаще интерпретировали дары за посвящение в сан, ведущее к получению места, как форму продажи церковных должностей. С конца X в. неканонические дары кандидатов в епископы королям приобрели столь масштабный и регулярный характер, что стали служить формой своеобразного перераспределения ресурсов казны, компенсируя королевские пожертвования церкви, а когда король Генрих III отказался от этой практики, обнаружившийся дефицит пришлось восполнять масштабными конфискациями земель у мирян. Присвоение королями в X–XI вв. права осуществлять инвеституру епископов кольцом и посохом означало переосмысление акта ленной инвеституры епископов, придание ему духовного смысла. Это было следствием развития идеи иерархического превосходства короля как верховного субъекта церковного права над епископами, возникновение которой обусловлено особенностями формирования франкской церковной организации как государственной церкви, а государства как «христианского», что позволило светской власти в лице короля получить религиозно-идеологические рычаги влияния на церковь, в том числе и на замещение церковных должностей. В начале VI в., при короле Хлодвиге, создание христианского королевства получило каноническое подтверждение на первом общефранкском Аврелианском (Орлеанском) соборе (511 г.), где епископы признали «священнический дух» («mens sacerdotalis») короля и одобрили королевскую практику, известную со времён императора Константина I Великого (306–337 гг.), созывать Соборы и утверждать принятые ими решения.