Различия повествований, отождествлённых на уровне истории, объясняются, как правило, на основании допущения, что каждый из евангелистов, описавших одни и те же события, упомянул детали, упущенные другими. В некоторых случаях толкователи видят источник различий евангельских повествований в неточности рукописной традиции: так Евсевий Кесарийский решает вопросы о времени распятия (ср.: Мк. 15:25 и Ин. 19:14) и о разных указаниях на время Воскресения в Евангелиях от Матфея и от Марка, а Ориген объясняет различия слов Спасителя, адресованных богатому юноше в трёх Евангелиях (в Мф. 19:16–22 и Мк. 10:17–22, Лк. 18:18–23). Менее сложным является вопрос о месте в общей канве евангельской истории событий, описание которых содержится не во всех Евангелиях, например, воскрешение сына наинской вдовы (Лк. 7:11–17) или большая часть Евангелия от Иоанна. Отсутствие в повествовании одного из евангелистов каких-либо элементов предания, содержащихся у других, может объясняться намеренным избежанием повторений и особым богословским замыслом евангелиста. Любой евангельский комментарий в той или иной мере касается вопроса различий между Евангелиями, но наиболее последовательно эта проблема в рамках патристической литературы была рассмотрена Августином Блаженным в сочинении «О согласии евангелистов». Основной темой сочинения является доказательство непротиворечивости свидетельств, содержащихся в четырёх Евангелиях, непогрешимость которых для самого блаженного Августина обеспечивается тем, что они были написаны апостолами или их учениками при содействии Святого Духа и восприняты церковью в отличие от прочих, неканонических, евангелий. Евангелисты были знакомы с писаниями друг друга, и этим объясняются особенности каждого из Евангелий: Матфей подчёркивает царственное достоинство Иисуса Христа, Лука – священническое, Марк – сокращает Матфея, а Иоанн, писавший позже всех, делает акцент на Божестве Спасителя. При всех различиях Евангелий содержащееся в них предание едино, потому что евангелисты написали только то, что Сам Господь хотел сообщить нам о Своих словах и деяниях. Детальному доказательству непротиворечивости посвящается большая часть сочинения. Во второй книге рассматривается текст Евангелия от Матфея вплоть до Тайной вечери и согласуется с параллельными повествованиями; в третьей книге обсуждаются повествования о Страстях и явлениях Воскресшего; четвёртая книга посвящена мнимым разногласиям Евангелий от Марка, от Луки и от Иоанна, сравнению Евангелий от Луки и от Иоанна; завершается сочинение панегириком Евангелию от Иоанна. Подробно рассматривая трудные для согласования места, Августин последовательно отрицает противоречивость евангельского предания: допускаются только незначительные различия в высказываниях и способе описания, поскольку воспоминания евангелистов были направляемы Богом. В гармонизации Евангелий он обычно придерживается точного исторического смысла евангельского текста, обращаясь к аллегорезе редко: при обсуждении различий в Евангелиях от Матфея и от Луки от Евангелия от Марка в изложении указаний о посохе в речи Спасителя к апостолам, отправляющимся на проповедь (ср. Мф. 10:9–10, Лк. 9:3 и Мк. 6:8–9), и в изложении эсхатологической речи Спасителя (ср. Мф. 24:20, Мк. 13:18 с Лк. 21:34–36).