В Ирмологионе Манявского скита, известной школы болгарского пения, ряд песнопений подтекстован по-гречески, что даёт право формально причислить их к греческому пению. Песнопение «Достойно есть» «болгарское» в Ирмологионе, составленном в конце ХVII в. в Москве, обозначено как «греческое». Вероятно, переписчики давали названия напевам не только на основе точного знания, но и исходя из приблизительного представления об их происхождении. Место происхождения и место дальнейшего бытования напева часто не совпадали: например, песнопение греческой традиции (афонской или константинопольской) становилось частью репертуара болгарских клириков, и было перенесено ими (или паломниками) в молдавские или украинские обители. Болгарское и сербское пение славянских монастырей Афона могло быть названо греческим согласно местонахождению Святой Горы, а также соответственно языку, на котором пелся гимнографический текст. Поствизантийский стиль пения был «своим» не только на Афоне, но и в молдавских монастырях (вследствие этого зафиксированные в 1596–1601 гг. в Супрасле «мултанские» (молдавские) напевы имеют в рукописях ХVII в. определение «болгарское»). Согласно воспоминаниям архимандрита Антонина (Капустина), посетившего в конце 1850 гг. Афон, насельники монастыря Зограф убеждали его в том, что «всё болгарское пение есть чистый снимок с греческого». Это может означать, по крайней мере, подтверждение традиции двуязычия в болгарском пении и непрерывных связей между греческой и южнославянской певческими традициями. Доказательством глубокого освоения греко-балканского наследия в восточнославянской певческой культуре является адаптация его стилевых признаков в ряде отечественных напевов Обихода ХV–ХVI вв., в частности в киевском и некоторых монастырских (cупрасльский, межигорский (также киевский), киево-печерский). В супрасльских и киевских напевах Обихода повторы слогов и слов и словообрывы, идущие от византийского пения, использовались ещё в конце ХVI в. – первой четверти ХVII в., в демественном пении – в ХVI в. В пространных песнопениях киевского напева, чья продолжительность была обусловлена литургическим чином (причастные стихи, «О Тебе радуется», херувимская песнь, Пс. 103, «Блажен муж» и др.), присутствует витиеватое мелодическое наполнение, внешне сходное с калофоническим стилем. Не исключено, что украинские и белорусские монастырские певчие могли сами сочинять мелодии в духе византийских, используя их мелодико-ритмические элементы и опираясь на ладовые схемы греческого осмогласия. Типичное для греков пение с исноном, никогда не фиксировавшимся в нотной записи, повлияло и на демество, и, по-видимому, на ряд «пространных» знаменных распевов Обихода. В середине XVII в. греческий распев, выработанный в юго-западных землях, был привнесён в Московскую Русь, когда греческим пением заинтересовался Новгородский архиепископ Никона (впоследствии патриарх). С этого времени начался позднейший период греческого распева. Никон и вообще Москва восприняли его от юго-западных православных братств, которые вели борьбу с унией, употребляли все меры в возможно более тесному сближению со славянскими и греческими церквами.