Он также настаивал на том, что язык имеет существенное значение для рассуждения, а также что именно способность к рассуждению (в смысле принятия определений и выведения заключений с помощью общих терминов) отличает человека от животных. Развивая знаковую концепцию языка, согласно которой любой язык – это результат человеческого соглашения, Гоббс истолковывает общее как языковый знак, закреплённый в слове. Гоббс стоял на позициях номинализма и называл слова именами, которые всегда условны и выступают в виде произвольной мерки для какой-либо вещи. Когда эти мерки приобретают общезначимое значение для более или менее солидной группы людей, они становятся именами-знаками. В «Левиафане» он писал: «Слабый ум не видит многозначности слов. Он запутывается в них, как птица в силке, и, чем больше употребит, чтобы вырваться, тем больше увязнет... Для мудрых людей слова суть мерки, которыми они пользуются для счёта, для глупцов же они – полноценные монеты, освящённые авторитетом какого-нибудь Аристотеля, Цицерона или Фомы, или какого-нибудь другого учёного мужа». Гоббс считал, что точность слои должна определяться дефинициями, очищающими слова от двусмысленности, а не интуицией, как полагал Рене Декарт. Согласно номиналистической концепции, которой придерживался Гоббс, идеи (вещи) могут быть только частными, слова же могут быть также и общими. Общие слова – это такие, которые обозначают две и более вещи одного и того же класса. Но общего, как объективной вещи, согласно номинализму, не существует. Его онтологические воззрения, механистически объясняющие окружающий мир, сталкивались с определёнными трудностями, в частности, в вопросе об источнике движения. В работах «О гражданине», «Левиафан» источником первоначального движения Гоббс объявляет Бога, а последующие движения вещей, по его мнению, происходят совершенно от Бога не зависимо. Деистические воззрения Гоббса не совпадали с господствующими в то время религиозными представлениями. Его доктрина, утверждавшая, что всё является движущей материей (или материи в движении) называется механистическим материализмом, который поднимает ряд проблем. Одна из них – понимание человека; Гоббс смотрит на жизнедеятельность человека как на чисто механический процесс. Другая проблема – вопрос о свободе воли. Если всё есть материя, и материя движется путями, которые предсказуемы и неизбежны, и если мы познали причинные законы, которые определяют их движения, тогда можно ли сказать, что человеческая воля свободна? Гоббс отвечает на этот вопрос прямо, ясно и в целом в соответствии со своими исходными принципами. Несомненно, говорит он, всё, что имеет место, происходит так вследствие того, что оно причинно необходимо, а человеческие существа – часть причинной системы, как и всё в мире. Но человеческая свобода не может быть понята как свобода от причинной необходимости. По мнению Гоббса, хотеть что-то – означает стремиться к тому, что хочется. Если моё движение к тому, что я хочу, беспрепятственно, тогда я действую свободно. Если моё движение задерживается чем-то, тогда я не способен действовать свободно. Эти внешние препятствия – суть ограничения моей свободы. Однако если я не могу получить или сделать то, что хочу, вследствие нечто такого, что присутствует во мне (если, например, я не могу перепрыгнуть изгородь, потому что я физически не могу прыгнуть так высоко), тогда это не ограничение моей свободы, но просто естественный недостаток способности во мне.