Историко-филологическая литературоведческая школа, в лице Эрнста Эльстера, Френсиса Гюффера и др., которым принадлежит ряд полезных биографических и филологических изысканий по частным вопросам жизни и творчества Гейне, не могла понять его в целом. В общем, немецкая буржуазия вплоть до сегодняшнего дня, признавая в нём гениального художника, обращается с Гейне – политическим поэтом, как с «дохлой собакой». Особенно наглядно это выявилось, когда в конце 1880 гг. в Дюссельдорфе образовался комитет для сооружения памятника (шум, поднятый юнкерством, церковью и большей частью буржуазной прессы, и угрозы правительства заставили инициаторов отказаться от их плана). И когда, наконец, наиболее левая часть буржуазии поставила ему в 1913 г. во Франкфурте-на-Майне первый скромный камень, он был посвящён «чистому лирику», «автору „Книги песен“». Лишь отдельные яркие личности среди буржуазии, как например, Фридрих Геббель (1813–1863 гг.) и Фридрих Ницше (1844–1900 гг.), оценили Гейне во всём его историческом величии (Ницше называет его «последним немецким событием мирового значения»). Двойственно также и отношение к Гейне со стороны мелкой буржуазии: когда в конце XIX в. в немецкой литературе победил натурализм, то его представители сильно расходились друг с другом в оценке Гейне. Лишь наиболее левые писатели, как например, Рихард Демель (1863–1920 гг.), признали его полностью. Спор о Гейне продолжается и поныне. Генрих Гейне был любимым поэтом императрицы Австрии Елизаветы – жены Франца Иосифа I (1830–1916 гг.), Альберта Эйнштейна, молодого Йозефа Гебельса, Николая Ивановича Бухарина, намибийского правозащитника Антона Любовского. В России Гейне имеет длительную и поучительную историю: длительную, поскольку до последнего времени его творчество не перестаёт быть фактором, действенным и в нашей литературе; поучительную, поскольку на его восприятии отразилась наглядно смена эпох – классовые сдвиги, изменение психо-идеологии. Этот длительный контакт Гейне с сознанием русского читателя, критика и переводчика объясняется столь характерной для великого немецкого поэта двойственностью, многообразно модифицированной в его творчестве. Благодаря этой двойственности он мог удовлетворять совершенно противоположным запросам и настроениям отрицающих друг друга общественных групп. Поэт, разлагавший своей убийственной иронией мир романтики, обнажавший его социальные корни, храбрый солдат за освобождение человечества, который нанёс не один сокрушительный удар реакции, буревестник революции 1848 г. и последний романтик, который усомнился в ценности нового, грядущего мира, высмеивающий демократию так же, как и монархию, – все элементы этих антитез с одинаковой силой выражены в поэзии Гейне, и вся её сила именно в этой напряжённой антитетичности. В эпоху, когда ещё не могли быть близки эти социально-идеологические устремления ни в отдельности, ни в их противоречии друг другу, Гейне не только не знают и не ценят, но и не увлекаются, ему ещё не подражают. Василий Андреевич Жуковский (1783–1852 гг.), признавая высокую одарённость Гейне, смутно чувствует революционность его иронии и страшится её, как исчадия ада. Что касается Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837 гг.), то «Записки» Александры Осиповной Смирновой-Россет (1809–1882 гг.) сообщают нам его отзывы о Гейне, которые были бы весьма примечательны, если бы были достоверны. По «Запискам», «Lieder» Гейне для А.С. Пушкина – «высшее и единственное в своём роде искусство, соединяющее классическое с народным». Несомненны отзвуки Гейне в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова (1814 – 1841 гг.): «Сосна», «Они любили друг друга», «Выхожу один я на дорогу» и т.д., но столь же несомненно, что специфические черты Гейне не оставили следа в его поэзии.