Современный язык, считал Гердер, утратил непосредственность восприятия. Поэтому он призывает современных поэтов, преодолевая рационализм, искать путь эмоционального обогащения языка. С первых лет самостоятельной теоретической деятельности Гердер стремится к широте охвата явлений мировой культуры. Его не удовлетворяет ни одностороннее преклонение перед Античностью, ни какой-либо приоритет христианского вероучения. Он часто прибегает к понятию Бога, но далёк от канонического его истолкования. Понятие Бога сливается с понятием природы, причём особенно настойчиво подчёркивается всеобъемлемость, всеобщая терпимость, бесконечное богатство проявлений воли Божьей. Гердер пишет, сопоставляя драматургию Софокла и Шекспира (статья «Шекспир»): «...Каждый характер, каждый особый склад мышления образует черты этого духа – целое можно было бы назвать тем исполинским божеством, которому Спиноза дал имя «Пан! Вселенная!». Именно у Гердера (раньше, чем у Гёте) начинает складываться понятие мировой культуры, в том числе мировой литературы. Он стремится расширить привычные границы культурных взаимовлияний, преодолеть европоцентризм. В «Дневнике моего путешествия» 1769 г. он говорит о двух потоках, формировавших европейскую цивилизацию: первый – с Востока, через Грецию, и второй – с Севера. И тут же восклицает: «И кто знает, не появится ли третий поток из Америки, а под конец ещё один от мыса Доброй Надежды из стран, расположенных за ним!» (речь идёт не только о многообразии культур, но и об их взаимодействии). Опыт исторического подхода у Гердера тесно связан с другим его важным открытием – понятием народности. Вопрос о народности у него разрабатывается в нескольких аспектах. Прежде всего, эпохальным по значению было обращение к сокровищам устного народного творчества. Ранние просветители (в том числе и Лессинг) не смогли оценить значение фольклора, поскольку не видели в нём отражения просветительского разума, считали произведения устного творчества слишком наивными и примитивными, не придавали им никакого воспитательного значения. Традиция Просвещения в этом вопросе была так устойчива, что Гердер не сразу решился опубликовать сборник народных песен, а после первой публикации подвергся резким нападкам немецкой просветительской критики, в частности Кристофа Фридриха Николаи (1733–1811 гг.). Подбор образцов народных песен у Гердера богат и разнообразен. Он группирует в отдельные циклы песни с Дальнего Севера и песни южных народов – гренландские, лапландские, сицилийские, старофранцузские; интересны образцы песен народов Прибалтики. Примечательно внимание, проявленное Гердером к фольклору славянских народов. Но не только широк географический диапазон песен – Гердер демонстрирует многообразие их содержания, поэтическое свидетельство богатства народной культуры. Отдельные песни удостаивались похвалы и раньше (например, Лессингу понравились некоторые песни из Прибалтики), но Гердер собирает не раритеты, а примеры различных видов народной культуры, противопоставляя современной книжной кабинетной литературе поэзию, возникшую на почве естественного мироощущения людей, близко стоящих к природе. Отчётливо звучит руссоистский мотив осуждения современной цивилизации, извратившей естественные чувства людей: «...Всё стало фальшивым, ничтожным, искусственным... Поэзия, которая искони была самой стремительной и уверенной дочерью человеческой души, стала шататься, хромать и спотыкаться, стихи превратились в гимназические упражнения». Таким образом, речь идёт уже не только об устном народном творчестве, вопрос ставится шире – о народных корнях поэзии в целом, о её национальном характере, поскольку настоящая поэзия выражает национальные чаяния. Народна эпическая поэзия Гомера, но народен и Шекспир.