Из народной сказки вырастает популярное стихотворение Ганса Сакса «Страна лентяев» (1530 г.). В безмятежной Шларафии никто не обременяет себя трудом. Там летают жареные куры, гуси и голуби, попадая прямо в рот ленивцу. В Шларафии тунеядцы в почёте. «Глупцы, невежды и болваны» получают там «титулы и саны», в то время как честному и умному человеку нет места. Поэт осуждает порядки, при которых наиболее ничтожные и бесполезные поднимаются особенно высоко. И хотя речь в стихотворении идёт о сказочной стране, в нём, конечно, встречаются намёки на обычаи феодально-германской империи. В шванках Ганса Сакса хорошо видна Германия XVI в. с её людом. Ганс Сакс входит в гущу повседневной жизни. И о ней поэт, превосходно зная слабости соотечественников, их повадки, манеру говорить, пишет очень живо, с юмором и с той отчётливостью, которая характерна для немецких ксилографий XVI в. Немало потрудился Ганс Сакс и как драматург. Правда, его назидательные, как он их называл, «комедии» и «трагедии» (например, «Жалостная история о Елизавете, купеческой дочери», 1548 г.), лишённые подлинного драматизма, не оставили заметного следа в истории немецкой драмы. Зато весёлые фастнахтшпили, бесспорно, могут быть отнесены к числу самых ярких образцов этого демократического жанра, распространённого в Германии в XV и XVI вв. В их основе (как и в основе шванков) лежит какое-нибудь забавное происшествие из жизни горожан, крестьян или клириков. Впрочем, к крестьянам Ганс Сакс (подобно другим бюргерским авторам) относится немного свысока. Он охотно изображает их неотёсанными, придурковатыми увальнями, по своей вине попадающими впросак. Так, в фастнахтшпиле «Фюнзингенский конокрад и вороватые крестьяне» (1553 г.) ловкий вор оставляет в дураках алчных сельских простофиль, кичившихся своим хитроумием. Ганс Сакс ценит смекалку и расторопность, но, изображая проделки находчивых проныр, он в то же время как бы говорит зрителям: не будьте ротозеями и дурнями, не верьте на слово первому встречному, готовому вас облапошить. Яркий пример такой дурацкой доверчивости приведён в популярном фастнахтшпиле «Школяр в раю» (1550 г.). Простоватая крестьянка, приняв странствующего школьника за небожителя, просит его навестить в раю её покойного первого мужа и передать ему деньги и узел с одеждой, чтобы умерший на том свете ни в чём не терпел нужды. Оборотистый школяр охотно соглашается выполнить просьбу женщины, а затем надувает и её второго мужа, отправившегося на поиски мошенника. Осмеивает Ганс Сакс ханжество и распутство попов («Старая сводня и поп», 1551 г.; «Слепой пономарь, поп и пономариха», 1557 г.), лукавство неверных жён («Испытание калёным железом», 1551 г.) либо крайнее простодушие («Высиживание телёнка», 1551 г.). Подобно шванкам, фастнахтшпили Ганса Сакса тяготеют к повседневному быту, к изображению семейных неполадок или иных обыденных проявлений человеческого «неразумия». Иногда, правда, в этот обыденный мир врываются яркие карнавальные маски («Пляска носов», 1550 г.), подчас связанные с традицией литературы о дураках. В этом отношении примечателен фастнахтшпиль «Извлечение дураков» (1536 г.), в котором изображено забавное врачевание занемогшего «глупца», распухшего от всевозможных пороков. Из его огромного брюха врач извлекает множество «дураков», олицетворяющих тщеславие, алчность, зависть, распутство, – короче говоря, всех тех, «кого доктор Себастиан Брант поместил на своём корабле». Широко используя приёмы площадного комизма с его потасовками, перебранками и солёными словечками, восходящие к традициям нюрнбергского фастнахтшпиля XV в., Ганс Сакс не упускает из виду назидательных целей, пересыпает речь персонажей поучительными сентенциями и предостережениями, подчас прямо обращёнными к зрителю. Со старинным фастнахтшпилем связывает Сакса также преобладание повествовательного элемента над сценическим действием. При всём том лучшим пьесам Сакса присущи живость и непосредственность, весёлый задор и масленичное балагурство. Недаром молодой Гёте подражал нюрнбергскому поэту в своих «масленичных фарсах». Вспоминая о творческих исканиях бюргерской молодёжи в период «Бури и натиска», он писал в «Поэзии и правде»: «Ганс Сакс, настоящий мастер поэзии, был к нам всех ближе. Это был истинный талант, правда, не рыцарь и не придворный, как те (т.е. миннезингеры), а простой бюргер, чем могли похвалиться и мы. Его дидактический реализм был нам по вкусу, и мы нередко пользовались его лёгким ритмом, его удобной рифмой».