Пребывание Гааза на Кавказе было весьма плодотворным. Драгоценнейшие источники, пользование которыми до последнего времени из-за бюрократической инерции не было поставлено в надлежащие культурные условия, находились в полном забросе и пренебрежении. Когда в ноябре 1800 г. генерал-лейтенант Кнорринг доносил о мерах, которые предприняты им для охранения и ограждения от горцев тёплых и кислых вод около Константиногорска, полезных для излечения «от ломотных и скоробутных болезней», то он получил в ответ рескрипт императора Павла от 15 декабря 1800 г., в котором говорилось, что «издержки и вспомоществование со стороны войск, для содержания сих колодцев надобные, не соответствуют той пользе, которую от них ожидать можно, тем паче, что в государстве разные таковые колодцы мы имеем; всё сие решило меня вам предписать оставить сие предприятие впредь до удобного времени». Труды Гааза по исследованию и изучению этих вод были столь обильны результатами, что знаток истории этих вод доктор Святловский предлагает даже назвать первый период этой истории, с 1717 по 1810 гг., Петровско-Гаазовским, т.к. ещё Петр I во время персидского похода приказал лейб-медику Шоберу обратить внимание на горячие «бештаугорские ключи». Гааз не только впервые систематически и научно исследовал и описал одно из богатых природных достояний России, но и лично открыл серно-щелочной источник в Ессентуках, обозначенный в 1828 году № 23, и ряд целебных ключей в Железноводске. Профессор Нелюбин, автор обширного труда «Полное описание Кавказских минеральных вод» (1825 г.), считающегося и поныне одним из выдающихся, говорит: «Доктор Гааз, во время пребывания своего на кавказских водах, произвёл в Константиногорске (ныне Железноводск) химическое исследование над тремя серными источниками Машука... Да дозволено мне будет с особенным уважением и признательностью упомянуть о трудах доктора Гааза и профессора Рейса: оба они, по всей справедливости, оказали большую услугу минеральным водам – первый своими врачебными наблюдениями, а последний – химическим разложением вод; в особенности же должно быть благодарным Гаазу за принятый им на себя труд исследовать, кроме главного источника, ещё два серных ключа на Машуке и один на Железной горе, которые до того времени ещё никем не были испытаны. Сочинение, изданное Гаазом по сему предмету, принадлежит, без сомнения, к первым и лучшим в своём роде». Сделанное Гаазом описание вод изобилует живыми изображениями природы и условий жизни на Кавказе. Глубокое уважение к науке и негодование на её недостойных служителей звучит в книге Гааза наравне с отголосками его обширного философского образования. Частые цитаты из Шеллинга и Бэкона и разнообразные исторические ссылки свидетельствуют, что автор не односторонний знаток только своего специального дела, что он к тридцати годам жизни уже много передумал и перечувствовал. Гааз пишет: «Человек редко думает и действует в гармоническом соответствии с тем, чем он занят; образ его мыслей и действий обыкновенно определяется совокупностью обстоятельств, отношение коих между собою и влияние на то, что он называет своим решением или своею волею, ему не только неизвестно, но и вовсе им не сознаются. Признавать эту зависимость человека от обстоятельств – не значит отрицать в нем способность правильно судить о вещах, сообразно их существу – или считать за ничто вообще волю человека. Это было бы равносильно признанию человека – этого чудного творения – несчастным автоматом. Но указывать на эту зависимость необходимо уже для того, чтобы напомнить, как редки между людьми настоящие люди.