Его заказал для своей фамильной капеллы в церкви св. Иоанна (так первоначально назывался собор св. Бавона) один из богатейших жителей Гента, ставший позднее бургомистром, Иодокус Вейдт, но он и помыслить не мог, что ван Эйк по его заказу напишет самое известное своё произведение. Чуть приподнятые брови Вейдта, напряжённые складки высокого лба, выражение рассеянной сосредоточенности, которое испытывает человек, привыкший молиться, размышляя одновременно о будничных делах, случайная мысль, занявшая на несколько секунд усталый мозг, – все эти реальные, навсегда запечатлённые мысли и эмоции ещё не очень уживаются с хрупким орнаментом готических складок тёмно-алой одежды, скрывающей тело. Зато чисто готический ритм драпировок сплетается в единую вязь с обрамлением ниши, в которой изображён донатор, и здесь возникают новые связи – с архитектурой старого собора. Две фигуры по углам объединяют собор и складень, реальность с фантазией: это как бы живые люди, входящие в картину с земли. Дальше, ближе к середине и к верху, меркнут, гаснут живые земные краски – рядом с фигурами донаторов в таких же нишах изображения статуй. В верхнем ярусе закрытого алтаря персонажи лишены живых жизненных цветов: и Мария, и Архангел Гавриил в сцене Благовещения написаны почти монохромно. Что-то подсказало художнику этот мудрый и, в конце концов, естественный приём: наделить цветом лишь сцены реальной жизни, лишь те фигуры или предметы, что связаны с грешной землёй. Сквозь оттенки холодноватой слоновой кости, которыми написаны Ангел и Мадонна, лишь кое-где пробиваются живые розовые и золотистые тона: Богам художник робко дарит нечто человеческое, он не обделяет их кровью и плотью, но не решается сделать их просто людьми. И только в крыльях Ангела мелькают яркие краски, ведь эти крылья – нечто ритуальное. Но между Марией и Ангелом картина снова наполняется цветом, там обыденная жизнь, комната, простые вещи, город за окном. В нижнем ярусе два монохромно написанных изваяния, два Иоанна – Иоанн Креститель и Иоанн Богослов. Кажется, что святые внимают молитвам донаторов, в статуях – тонкая связь с миром смертных людей. Одно из главных впечатлений от Гентского алтаря – убеждённость в исключительной важности каждого переживаемого человеком мгновения. Это ощущение чудесного не покидает и теперь, если стоять перед ним в одной из боковых капелл собора. Гениальность художника внушает смешанное чувство робости и благоговения. В величественном складне можно увидеть зрительно воплощённые в художественных образах и приведённые в единую строгую и стройную систему религиозные, философские, этические и эстетические воззрения целой эпохи, а также грандиозный труд творца, пафос и осмысленность которого столь же сильны как в целой композиции, так и в отдельной, пусть мельчайшей детали. Латинская стихотворная надпись на алтаре гласит, что Губерт ван Эйк начал, а Ян ван Эйк закончил его создание. Однако до сих пор не установлено с достаточной достоверностью различие в живописном почерке обоих братьев, хотя основательные попытки к этому предпринимались. Некоторые учёные отрицали даже само существование Губерта ван Эйка, несмотря на то, что известен день его смерти – 16 сентября 1426 г., а в письменных источниках XV–XVII вв. неоднократно упоминается о совместной работе братьев ван Эйков. В результате художественно-стилистического анализа, проделанного рядом современных учёных (как русских, так и зарубежных) исследователи предполагают, что Губерту принадлежит рисунок композиции нижней центральной створки открытого алтаря, благодаря которой он весь получил своё наименование, и трёх фигур верхнего ряда. Однако живописное выполнение алтаря настолько едино, что у исследователей нет сомнений в принадлежности его одному мастеру, которым мог быть только Ян ван Эйк. Гентский алтарь – это большой полиптих, состоящий из 12 частей (его высота – около 3,5 м, ширина в раскрытом состоянии – около 5). На внешней стороне алтаря, когда он закрыт, вверху в люнетах изображены пророки и сивиллы, предсказавшие рождение Христа. Во втором ярусе – сцена Благовещения, занимающая все четыре створки. В нижнем ярусе по краям даны портреты заказчиков алтаря Иодокуса Вейдта и Елизаветы Борлют, в середине живопись имитирует каменные статуи Иоанна Крестителя и Иоанна Богослова.