Самыми значимыми из этих критериев признавались канон Нового Завета, который начал складываться в конце II – начале III вв. и одна из важнейших функций которого заключалась в утверждении единства церкви; апостольское преемство, кроме восходящей к апостолам цепи хиротоний предполагавшее и преемственность в апостольской вере, и так называемое предание истины, т.е. хранимое церковью учение Господа и апостолов, которое формулировалось в кратких изложениях – символах веры, служивших, помимо прочего, своего рода средством самоидентификации для членов кафолической церкви. В качестве безошибочного признака истинной церкви рассматривалась и евхаристия, таинственно содержащая в себе всё домостроительство Сына Божия и согласующаяся с апостольским учением. Еретики же, по свидетельству ранних церковных писателей, этих признаков лишены: они искажают христианскую веру, пользуются измышлёнными евангелиями, не имеют апостольского преемства, подлинного крещения, удалены от истинной евхаристии. Еретики находятся в отлучении от Бога, они – вне церкви. Таким образом, нецерковный характер многочисленных псевдохристианских образований обосновывался в послеапостольский период с полной ясностью. Однако позднее, когда церковь столкнулась с проблемой уже собственно внутрицерковных разделений, этих общих экклезиологических принципов оказалось недостаточно – раскольнические сообщества, по крайней мере, формально, всем вышеуказанным критериям отвечали. Таким образом, вопрос о границе церкви усложнялся, и для его решения требовались новые, более определённые богословские и канонические обоснования церковного единства. Это стало очевидно в середине III в., в ходе споров о падших и о крещении еретиков. В первом случае речь шла о возможности воссоединения с церковью тех, кто во время гонений по малодушию отреклись от христианства, но затем раскаялись. В церковной практике того времени отпадение от веры рассматривалось как один из трёх наряду с умышленным убийством и прелюбодеянием смертных грехов, после совершения которых возвращение грешника к евхаристическому общению допускалось только по особому откровению Святого Духа. По мнению исследователей, первым, кто выступил за частичное смягчение этой практики, был Римский епископ Каллист (217–222 гг.), по его мнению, прелюбодеям после продолжительного покаяния следует давать разрешение и допускать их к общению. Такая позиция вызвала протест со стороны Тертуллиана и части римских христиан во главе с Ипполитом Римским, однако к серьёзному разделению в церкви это не привело. Острее вопрос о принадлежности грешников к церкви встал в связи с гонением на христиан императора Деция (249–251 гг.), которое было причиной отпадения значительного числа христиан, в том числе отдельных епископов и пресвитеров. После прекращения гонения многие из них пожелали вернуться в церковь, в связи с чем обращались к исповедникам, авторитет которых был очень высок, с целью получения так называемых libelli pacis, письменных свидетельств, о восстановлении церковного общения. Однако многие епископы отказывались признавать полномочия исповедников в решении подобных вопросов.