ФИЛОН АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ - Страница 4

Представители Александрийской школы, в свою очередь, оказали огромное влияние на распространение христианства. Сочинения александрийцев (Аристобула и в особенности Филона), которые в духе стоиков прибегали к аллегорическому толкованию Библии и пытались согласовать её содержание с учениями Пифагора, Платона и Зенона, имели немалое значение для становления ранней христианской литературы. Особо важную роль сыграло учение Филона Александрийского о Логосе как высшей манифестации божественной активности. Это тем более важно, что греко-римская культура была закрытой для сколько-нибудь существенных внешних воздействий. Это было отчасти обусловлено тем, что она развивалась на ином уровне, чем географически соседствовавшие с ней восточные культуры. Мир классической древности добился того, чего так и не осуществили многие великие культуры, – дал литературе далеко заходящую независимость от быта и культа, выработал высокосознательное теоретическое отношение к слову. Поэтому если грек (или римлянин) был убежден, что «варвары» вообще не имеют словесной культуры, то это убеждение (будучи в основе своей ложным) имело определённый смысл. Гипноз классической исключительности имел в себе столько обаяния, что смог и в Новое время принудить европейские народы перечеркнуть своё же собственное средневековое прошлое; тем более он был неизбежным для самой античности. При этом если для римской словесности был живой и постоянный контакт со стихией греческого языка, то обратной связи с римской словесностью у греков не было. До тех пор, пока языческая Греция оставалась сама собой, она была невосприимчива к красоте чужого слова. Древнегреческий писатель, историк и философ-моралист Плутарх (около 45 – около 127 гг.), из всех греческих писателей наиболее серьёзно старавшийся проникнуть в римскую сущность, читал в подлиннике римских авторов для своих изысканий, однако наотрез отказывался судить об их литературных достоинствах. Уже в IV в. греческий ритор Либаний с возмущением отзывается о греческих юношах, которые настолько опустились, что учатся латинскому языку. Таким же было отношение образованных греков и к словесной культуре Востока: в космополитическом мире эллинизма греческая литература часто разрабатывала восточные мотивы, но дальше усвоения сюжетных схем дело не шло. Грек во все времена охотно учился у восточных народов их «мудрости», позднее он мог иногда восхищаться римской государственностью, но область литературного восприятия, эстетического любования была для него ограничена сферой родного языка. Тем более удивительным кажется переворот, произведённый зародившейся на грани двух совершенно разнородных языковых и стилевых миров (греческого и еврейско-арамейского) христианской литературой. Уже самим своим возникновением она разрушила эту грань, разомкнув круг античной литературы и принудив её к восприятию новых влияний. Многое должно было случиться, чтобы интонации еврейских псалмов и формы сирийской литературы могли войти в кругозор античного читателя. Исследователи полагают, что было бы в корне неверно объяснять эту эволюцию механическими влияниями Востока, но считают неоспоримым, что преклонение перед Библией было сильнейшим фактором литературного процесса последующих веков. Знакомство с восточной традицией помогло христианизировавшейся греко-латинской культуре найти точку опоры за пределами замкнутого круга собственной классики и тем самым подготовиться к решению новых задач. Победа новой веры, а, следовательно, и новой литературной линии по необходимости должна была в корне перестроить не только идейный, но и формальный строй грекоязычной и латиноязычной словесности – и притом с самыми долговременными последствиями для всего развития европейской культуры, до Нового времени включительно.



 
PR-CY.ru