В нескольких сочинениях Дионисий Картузианец разбирал актуальный для XV в. вопрос о папской власти, подробно останавливаясь на источнике авторитета папы Римского, основаниях его власти, его обязанностях и юрисдикции. В тесной связи с этим рассматривался и вопрос о соотношении власти так называемого вселенского Собора католической церкви и власти папы, волновавший теологов XV в. в связи с решениями Констанцского (1414–1418 гг.) и Базельского (1431–1449 гг.) Соборов о примате вселенского Собора над папой. В отношении позиции самого Дионисия Картузианца существуют различные мнения: последователи Жана Жерсона утверждали, что он был одним из первых теологов, открыто выступивших против учения о папской непогрешимости, в то же время ряд высказываний Дионисия Картузианца позволял исследователям считать, что он отстаивал примат папы над Собором даже в случае «невыносимой порочности» (intolerabiliter vitiosus) первого на том основании, что сами титулы «пастырь» и «верховный судья» церкви делают его неподсудным Собору: «Поскольку папская должность является наивысшей, папа стоит выше Собора и выше всей Церкви». Как полагают исследователи, в реальности Дионисий Картузианец придерживался средней позиции, не отрицая вероучительного и законодательного значения Собора, но не желая подчинять папскую власть его решениям, и тем самым, по сути, отводил Собору роль рекомендательного органа при папе. Вместе с тем Дионисий Картузианец явно не считал папу непогрешимым, о чём свидетельствует признание им в проповеди на день памяти Илария Пиктавийского «падения» папы Либерия (352–366 гг.), подписавшего арианскую, по сути, «вторую смирнийскую формулу». Многочисленные издания отдельных трактатов и комментариев Дионисия Картузианца в XVI в. свидетельствуют о популярности его учения и метода теологического исследования у позднейших католических авторов. Так, его Комментарии на Новый Завет переиздавались в XV–XVII вв. более 20 раз, сочинение «Об источнике света» – более 10 раз. Дионисия Картузианца внимательно читали и часто цитировали такие влиятельные католические теологи и мистики, как Игнатий Лойола, Луис Молина, Францис Сальский и Альфонсо Мария ди Лигуори. Общее значение наследия Дионисия Картузианца не исчерпывалось его использованием в научных и теологических занятиях. Более важными для многих читателей Дионисия Картузианца оказались глубина личного мистического опыта богообщения, описание конкретных аскетических практик, внимание к устроению повседневной монашеской жизни. Именно поэтому в XVI–XVII вв. мистико-аскетические сочинения Дионисия Картузианца стали излюбленным чтением католического монашества и распространились по европейским монастырям во множестве рукописей. В этой связи значение трудов Дионисия Картузианца в общей истории католической духовности превосходно описал Д. Вассерман: «Все эти элементы – стремление к обновлению и исправлению (reformatio), аскетический идеал мудрости, призыв к построению науки на базисе моральных качеств тех, кто ей занимается, и как следствие этого восхваление смирения и рассуждения (discretio) – суть не просто некоторые основные характеристики мышления Дионисия, но выражение основных путей развития монашеской духовности XV века».