В интерпретации «совета магистров теологии и других премудрых людей», подготовившего материалы для осуществленного в 1277 г. Парижским епископом Стефаном (Этьеном) Тампье осуждения аверроистских тезисов, теория двойственной истины учит об одновременном сосуществовании двух противоположных истин об одних и тех же вещах – истины разума и истины веры: «Ибо они называют их истинными согласно философии, но не согласно католической вере, как если бы это были две противоположные истины или как если бы, в противоположность истине Священного Писания, могла быть другая истина в книгах осуждённых язычников...» Таким образом (с предполагаемой точки зрения «латинских аверроистов»), наблюдаемая несовместимость данных естественного разума и данных Откровения («Если веришь Аристотелю, то ясно, что нельзя верить Августину, и наоборот») не указывает на необходимость осуществить однозначный выбор в пользу той или иной стороны или попытаться создать гармоничную мировоззренческую систему, устраняющую данное противоречие. Можно одновременно считать истинными положения, утверждаемые «согласно истине, которая не может лгать» (т.е. явленные в Откровении сверхъестественные догматы христианской веры), и не отказывать в неопровержимой рациональной обоснованности тем выводам, к которым неизбежно приводит нас «чистый», абстрагирующийся от данных Откровения естественный интеллект, если «мы действуем как философы», – однако истины христианской веры, безусловно, выше истин рационального познания. Теория двойственной истины подверглась критике со стороны Фомы Аквинского (с точки зрения которого ситуация, когда, «основываясь на разуме, я с необходимостью заключаю» одно, «но, опираясь на веру, решительно придерживаюсь противоположного», свидетельствует о лишении слова «истина» всякого смысла), Раймунда Луллия, который свёл эту теорию к формуле: «Верую в то, что вера истинна, и понимаю, что она не истинна», а также Альберта Великого (около 1200 – 1280 гг.), Бонавентуры (около 1218 – 1274 гг.), Роджера Бэкона (около 1214 – 1294 гг.) и многих других. Основной предпосылкой возникновения средневековых концепций, традиционно объединяемых под общим наименованием «теории двойственной истины», являются особые взаимоотношения между философией и теологией, сложившиеся в исламском и христианском мире к XI–XII вв., когда значительное число философски настроенных мыслителей столкнулись с необходимостью согласовывать почерпнутые из античной философии идеи с теологическими истинами тех религий, приверженцами которых они являлись. Взаимопроникновение философии и религии имело место с самого зарождения философии в античной Греции, однако в отличие от христианства и ислама традиционная греческая религия никогда не была строго догматизирована, являясь, скорее, свободным народным и жреческим творчеством, чем твёрдо установленным компендиумом обязательных для приверженца данной религиозной системы положений. Подобная «неопределённость» религиозных взглядов служила тому, что они могли легко интерпретироваться и встраиваться в любую философскую систему, являясь не более чем иллюстрациями к её содержанию. Очевидно, что столкновение религии и философии в рамках подобной структуры их взаимоотношений невозможно.