Некоторые знатоки его творчества считают, что можно заметить контраст между бесстрастной объективностью в обрисовке персонажей и тёплым, живым чувством, разлитым в самой живописи. Это утверждение, возможно, близко к объективности там, где речь идёт о колорите фона, а вот утверждение, что картины Дега несут в себе и тонкую, чуть грустную иронию художника, и его глубокую нежность к моделям, говорит больше об эмоциональности самого искусствоведа. Вообще сфера чувств в живописи многих художников не выражена прямо, и все описания спектра эмоций, будто бы существующих в той или иной картине, лишь фантазии, которые не могут быть ни доказаны, ни опровергнуты. В этом их и сила, и слабость. Наиболее точное свидетельство о кафешантанах принадлежит кисти аристократа и завсегдатая элегантных салонов парка Монсо Эдгара Дега, который опередил Анри де Тулуз-Лотрека (1864–1901 гг.) на целое десятилетие. На протяжении последней трети XIX в., до появления кинематографа, кафешантаны оставались любимым местом отдыха парижан. Эти заведения были весьма разнообразными и встречались всюду, как в наши дни кинотеатры: на Монмартре, Страсбурском бульваре, на Елисейских полях и в пригороде. Самыми привлекательными были, конечно, те, что открывались летом, на свежем воздухе, в садах, иллюминированных белыми газовыми шарами. Эдгар Дега, не любивший открытого пространства, предпочитал искусственное освещение, газовая подсветка помогала ему найти новые решения. Своим друзьям-импрессионистам он говорил: «Вам нужна жизнь естественная, мне – искусственная». И тем не менее, сцены из жизни кафешантанов на его полотнах отвечали первейшей задаче, поставленной перед собой импрессионистами,– отражать современность. Демократичность и даже некоторая вульгарность кафешантанов притягивали Дега. Такая атмосфера забавляла и развлекала его. Там встречались неординарные личности: чревовещательницы, эксцентрики, патриотки, крестьянки, сентиментальные дамочки, эпилептики… Типажи подобного рода существуют до сих пор, и, если поразмыслить, любую современную звезду эстрады можно причислить к одной из этих категорий. У Дега не было предпочтений; он охотно посещал как элегантные заведения на Елисейских полях (Ла Скала, Ба-Та-Клан, Элизэ-Монмартр), так и сомнительные кабаки Бельвиля и Ла Вилет, где его привлекали необычные силуэты. В личной жизни Дега был одновременно сдержанным и вспыльчивым; с ним случались приступы гнева. Друзья и члены его семьи отзывались о нём как о неуклюжем прямом человеке. И действительно, однажды его с нежностью назвали «медвежонком» за частое ворчание и брюзжание. Отношение Дега к собственному телу было свободным от условностей. В самом деле, ванна, которую мы часто видим на его многочисленных поздних картинах моющихся женщин, была смело поставлена им посередине мастерской. Он также был известен как способный мимический актёр. Не сохранилось никаких свидетельств стремления Дега к физической близости к танцовщицам балета или какой-либо из его натурщиц (впрочем, как и каких-либо иных сведений о личной жизни художника). Никто не знал, есть ли у Дега любовница, а сам он никогда не рассказывал о своих отношениях с женщинами.