Комментарии на «Халдейские оракулы» писали Прокл и Дамаский. В позднем платонизме в число сакрализованных текстов вводятся также различные «орфические теогонии», «финикийская теология» (в завершении дошедшего до нас текста «О первых началах» Дамаския) и т.д. Свидетельства этих текстов о благе выбираются и находятся в поле зрения богослова при построении системы, основу и структуру которой даёт вторая часть «Парменида». Корпус сочинений Платона как «священный текст» наиболее подробно и последовательно был разобран Проклом в «Платоновской теологии». Он рассматривает благость богов на основе «Государства» и «Федра», а также привлекает отдельные свидетельства других диалогов. Опираясь на «Законы», Прокл подчёркивает, что как истина в душах приводит их в соприкосновение с умом и возводит мыслящие чины к единому, так истина богов объединяет божественные генады с истоком всех благ, и в этом единении они исполняются благообразной силы. На основе «Филеба» рассмотрены три важнейших начала природы блага: вожделённость, самодовление и совершенство, в силу которых благо всё обращает к себе и наполняет, причём его преизобилие не терпит от этого недостатка и не уменьшается. Благо у Прокла всегда есть выраженность и определённость. «Первейшее, начальствующее и единовидное наличное бытие благих расположило вокруг себя причины и совокупности всех благ вместе взятых, так что нет среди сущего ни одного блага, которое не приобрело бы соответствующей силы от него, как нет и ничего благодетельного, не принимающего участия в названной причине в ходе возвращения к ней…» Прокл проводит схоластически ясное различение единого и блага, используя как методический принцип триаду «пребывание – исхождение – возвращение». Он подчёркивает, что единое есть имя первого потому, что от него как от первого всё получает бытие и из него исходит, а благо первое называется потому, что к нему как предмету всеобщего стремления всё возвращается. Отдельно рассматривая аналогию между благом в умопостигаемом мире и солнцем в чувственном мире, Прокл показывает, как к благу восходят и первые, и последние сущие, и замечает, что таков наилучший и наиболее соответствующий теологии способ возведения всего к первому. На основе «Государства» он рассуждает о превосходстве собственно блага над благом, находящимся в сущем и отождествляемым с красотой. Однако все эти соображения и замечания снимают продуктивную мощь платоновской аналогии. Представленная Проклом тенденция теологического толкования сакрализованного платоновского текста (искусственная в своей основе) не получила дальнейшего развития. У последнего схоларха языческой Афинской школы платонизма Дамаския систематическое изложение платонической философии в трактате «О первых началах» не ориентировано на платоновский текст как на некое сакральное единство. В ходе рационального философствования благо перестаёт быть у Дамаския преимущественной характеристикой сверхбытийного первого начала (как это было у Платона и Плотина) и постепенно становится характеристикой одного из проявлений того, чьей неизречённой природы не выражает даже имя единого и что оказывается благом постольку, поскольку к нему стремится и им сохраняется все низшее.