Но его мощное вхождение в литературу, о котором (в частном письме) поэт, переводчик и художник-пейзажист Максимилиан Александрович Волошин (1877–1932 гг.) скажет, что его «можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого», пройдёт мимо широкой читающей публики. Вскоре журнал «Россия» закрылся, и роман остался недопечатанным. Однако его герои продолжали тревожить сознание писателя. Булгаков начинает сочинять пьесу по мотивам «Белой гвардии». Этот процесс замечательно описан на страницах поздних «Записок покойника» (1936–1937 гг.) в строчках о «волшебной коробочке», распахивающейся вечерами в воображении писателя. В лучших театрах тех лет – острый репертуарный кризис, и Московский художественный академический театр (МХАТ ) в поисках новой драматургии обращается к прозаикам, в том числе к М.А. Булгакову. Его пьеса «Дни Турбиных», написанная по следам «Белой гвардии», становится «второй «Чайкой» Художественного театра», а нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933 гг.) назвал её «первой политической пьесой советского театра». Премьера, состоявшаяся 5 октября 1926 г., наконец, сделала Булгакова знаменитым. Каждый спектакль – аншлаг, история драматурга потрясала зрителей своей жизненной правдой гибельных событий, которые многие из них совсем недавно переживали. На волне оглушительного успеха спектакля журнал «Медицинский работник» опубликовал цикл рассказов, который позже будет назван «Записками юного врача» (1925–1926 гг.). Эти строчки оказались последними, которые Булгакову суждено было увидеть напечатанными. Ещё одним следствием мхатовской премьеры стал хлынувший поток журнальных и газетных статей, наконец-то заметивших и Булгакова-прозаика. Но официальная критика заклеймила творчество писателя как реакционное, утверждавшее буржуазные ценности. Образы белых офицеров, которые Булгаков безбоязненно вывел на сцену лучшего театра страны, на фоне нового зрителя, нового быта, обретали расширительное значение интеллигенции (неважно, военной или гражданской). В пьесу входили чеховские мотивы, мхатовские «Турбины» соотносились с «Тремя сёстрами» и выпадали из актуального контекста плакатной, агитационной драматургии 1920 гг. Спектакль, встреченный в штыки официальной критикой, вскоре был снят, но в 1932 г. волей Сталина, лично смотревшего его более полутора десятка раз, был восстановлен (до сих пор его отношение к Булгакову для исследователей остаётся загадкой, но думается, что Сталин надеялся превратить и его в послушного исполнителя своей воли). С этого времени и до конца жизни М.А. Булгаков уже не оставлял драматургию. Помимо полутора десятка пьес, опыт внутритеатрального быта приведёт к рождению неоконченного романа «Записки покойника» (впервые был напечатан в СССР в 1965 г. под названием «Театральный роман»). Главный герой, начинающий писатель Максудов, служащий в газете «Пароходство» и сочиняющий пьесу по мотивам собственного романа, нескрываемо автобиографичен (Булгаков любил себя и часто видел себя в своих персонажах). Пьеса пишется Максудовым для Независимого театра, которым руководят две легендарные личности – Иван Васильевич и Аристарх Платонович. Этот намёк на Художественный театр и двух крупнейших русских театральных режиссёров XX в.: Константина Сергеевича Станиславского (1863–1938 гг.) и Владимира Ивановича Немировича-Данченко (1858–1943 гг.) легко узнаваем. Роман исполнен любви и восхищения людьми театра, но и сатирически описывает сложные характеры тех, кто творит театральное волшебство, а также внутритеатральные перипетии ведущего театра страны. Почти одновременно с «Днями Турбиных» Булгаков написал трагифарс «Зойкина квартира» (1926 г.), сюжет которой был весьма актуальным для тех лет. Предприимчивая Зойка Пельц пытается скопить деньги на покупку заграничных виз для себя и своего любовника, организуя подпольный бордель в собственной квартире. В пьесе запечатлён резкий слом социальной реальности, выраженный в смене стереотипов. Граф Обольянинов отказывается понять, что такое «бывший граф»: «Куда же я делся? Вот же я, стою перед вами». Он с демонстративным простодушием не принимает не столько «новые слова», сколько новые ценности. А блистательное хамелеонство обаятельного проходимца Аметистова, администратора в зойкином «ателье», составляет разительный контраст не умеющему применяться к обстоятельствам графу. В противопоставлении образов Аметистова и графа Обольянинова проступает глубинная тема пьесы – тема исторической памяти, невозможности забвения прошлого.