В XVI в. к Борису и Глебу, как и к другим русским святым, обращаются за помощью в важных военных предприятиях, например, перед взятием Казани. Перед походом русских войск на Полоцк в 1563 г. был устроен крестный ход и молебен в церкви во имя Бориса и Глеба на Арбате, туда же была принесена Донская икона Божией Матери, которую царь Иван IV Васильевич «Грозный» (1548–1584 гг.) взял в поход. Около той же церкви митрополит Московский и всея Руси Макарий (1482–1563 гг.) с духовенством встречал возвращавшегося из похода царя. Во время нападения на Москву в 1572 г. крымского хана Девлет-Гирея монах Рождественского монастыря во Владимире Антоний удостоился видения святых князей, вместе с Александром Невским спешивших на помощь царю Иоанну «Грозному». По свидетельству царя Алексея Михайловича (1645–1676 гг.), в ходе русско-шведской войны Борис и Глеб являлись ему при осаде русскими войсками Динабурга (Даугавпилса; 1656 г.); город был взят через неделю (31 июля) после празднования памяти святых князей (24 июля) и назван в их честь Борисоглебовым городом. Князья-страстотерпцы повелели также царю в память о царевиче-мученике Димитрии Иоанновиче переименовать захваченную русскими крепость Кокенгаузен (Кокнесе) в Царевичев Дмитриев град. За пределами Руси почитание Бориса и Глеба началось уже в XI в. В 1095 г. частицы мощей святых князей покоились в одном из алтарей чешского Сазавского монастыря, в котором в то время богослужение совершалось на славянском языке. Очевидно, к XII в. относится приписка к греческому Прологу сурожского происхождения под 24 июля, приписанные на греческом синаксаре. Около 1200 г. новгородец Добрыня (впоследствии Новгородский архиепископ Антоний) видел в константинопольском соборе св. Софии большую икону Бориса и Глеба; упоминает он и о константинопольской церкви, посвящённой святым. Согласно уникальному свидетельству краткого летописчика, сохранившегося в списке середины XVI в., построение борисоглебской церкви «в Цареграде в Испигасе» отнесено к 6625 (1117) г., хотя эта дата и вызывает сомнения (она дублирует дату построения церкви на Льте; кроме того, Русь находилась тогда в состоянии войны с Византией). Проложное сказание о Борисе и Глебе в конце XII – начале XIII в. вошло в армянский синаксарь (неясно, впрочем, через греческое посредство или прямо). Почитание русских князей-мучеников (наряду с почитанием Феодосия Печерского, княгини Ольги и русским праздником перенесения мощей святителя Николая, архиепископа Мирликийского) получило широкое распространение в южнославянских странах (в первую очередь, в Сербии) в XIII – первой половине XIV в. Предпосылкой этого явилось оживление русско-южнославянских церковно-культурных связей (в основном через посредство Афона и Константинополя) в последней четверти XII в., после освобождения Болгарского и Сербского государств от византийского владычества. Июльская память Бориса и Глеба представляет довольно обычное явление в месяцесловах сербских Апостолов и Евангелий до середины XIV в., несколько реже её содержат болгарские рукописи. Агиографические тексты, посвященные Борису и Глебу, отличаются в средневековой южнославянской традиции значительным разнообразием. Южнославянские списки нестишного Пролога XIII–XIV вв. могут содержать одну из двух редакций сказания об убиении мучеников: краткую (под 24 июня) или более пространную (под 24 июля), созданную на основе русского проложного жития и известную в целом ряде списков; сказание об убиении Глеба под 5 сентября и память перенесения мощей (2 мая), без текста либо сопровождаемую разными вариантами краткого сказания. В сербском Кондакаре начала XIV в. помещены кондак и икос на июльскую память Бориса и Глеба. Сокращённая по сравнению с русскими списками служба на июльскую память Бориса и Глеба содержится в ряде сербских служебных Миней конца XIII – первой половины XIV в. Довольно часто Борис и Глеб именуются в южнославянских рукописях «царями русскими» (или «рушькими»). Случаи посвящения им храмов в Болгарии и Сербии в Средние века неизвестны. Изображения братьев-страстотерпцев появились уже в начальный период их почитания. Для построенной князем Ярославом Мудрым церкви в Вышгороде, посвящённой новоявленным святым, была создана икона, что, согласно писаниям отцов церкви и указаниям VII Вселенского собора, являлось обязательным при установлении почитания нового святого.