Кроме «Хождения Стефана Новгородца», к XIV в. относятся ещё два новгородских произведения, связанные с Константинополем, в которых характер путеводителя выражен ещё более ясно. Это – «Сказание о Царьграде» и «Беседа о святынях Царьграда». Оба эти памятника составлены не очевидцами и восходят, как это установлено М.Н. Сперанским («Из старинной новгородской литературы XIV в.» Л., 1934) к какому-то не дошедшему до нас третьему описанию Константинополя, составленному не позднее 1320 гг. Исследователи предполагают, что автором этого третьего основного описания путешествия в Константинополь был Григорий Калика – будущий архиепископ новгородский Василий (ум. в 1352 г.), написавший Послание к тверскому епископу Федору о земном рае и посетивший Царьград ещё до избрания на епископскую кафедру. «Беседа о святынях Царьграда», использовав материал своего источника, повествует о святынях и достопримечательностях Константинополя, расположив текст в форме диалога между епископом и царём. Эта форма, мало использованная в русской литературе XIV в., возможно, была заимствована из Византии, где диалог именно этого типа (так называемый «сократический») ведёт своё происхождение от античной литературы. В византийской литературе в форму диалогов облекались назидательные и догматико-апологетические рассуждения о вере. В русской литературе первый и единственный для XI–XIV вв. образец такого диалога есть в летописном рассказе о выборе Владимиром религии. В тексте выделяются две части, которые, вероятно, принадлежат к разному времени: речь епископа с подробным описанием храмов, святынь и архитектурных памятников Константинополя; вопросы царя и его просьбы продолжать рассказ. Царь какой-то страны обращается к епископу с просьбой рассказать о царьградской святыне (храме Софии) и, увлечённый этой беседой, решается предпринять паломническое путешествие в Иерусалим, на Синай и в Александрию. Образы царя и епископа условны; имя царя не указано, а епископ назван в одном списке «Венединским», в другом – «Ренедийским» (может быть, производные от городов Венеция и Рендина, в Фессалии). Единственная личностная черта персонажей – указание на то, что епископ когда-то был пострижеником константинопольского монастыря во имя Андрея, Христа ради юродивого. Текст «Беседы о святынях Царьграда» даёт исследователям основание предполагать, что основная цель её составления заключалась в том, чтобы показать душеспасительность паломничества. Вопросы царя составлены не без витиеватости и контрастируют с простым и деловитым описанием Константинополя в речах епископа. В «Беседе о святынях Царьграда» сохранились некоторые обороты, неуместные в диалогической речи и указывающие на разновременное происхождение отдельных частей памятника. Например, «Доселе сказание о церкве святыя Софии, переидем на грацкое сказание. Се же о граде сказ» или «Но се моея повести конец». Кроме того, в начале повествования епископ, от лица которого ведётся рассказ, предстаёт современником царя Романа III Аргира (первая половина XI в.), а затем – очевидцем событий XIII в. Окончание «Беседы о святынях Царьграда», в котором царь выражает желание совершить паломничество в Константинополь как долг всякого благочестивого человека, может служить косвенным указанием на то, что латинский памятник был написан в эпоху ослабления на Руси интереса к паломничеству (в XV в.). На это указывает также речь царя, имеющая торжественный тон и напоминающая по слогу агиографические произведения  Епифания Премудрого (ум. около 1429 г.), составителя житий Сергия Радонежского и Стефана Пермского, и Пахомия Логофета (ум. не ранее 1484 г.), агиографа и переводчика, составителя ряда житий святых, похвальных «Слов», служб и канонов.