По этим записям исследователям ясно видно, почему Бёрнс так самоотверженно и бескорыстно отдавал всё свободное время собиранию старинных шотландских песен и баллад. Позже он участвовал в издании многотомного «Музыкального музея» Джонсона, восстанавливая из множества устных вариантов наиболее неискажённые тексты и сочиняя новые слова на старинные мелодии, если тексты были утеряны или заменены вульгарными и безграмотными виршами. Отец умер 13 февраля 1784 г., и на оставшиеся после него деньги Роберт и Гилберт перевезли семью на ферму Моссгил близ Мохлина. 25-летний Роберт стал главой семьи, хозяином новой фермы – «Робом Моссгил», как звали его соседи. Этот год во многих отношениях был решающим для Бёрнса. В ближнем городке Мохлине он стал встречаться с образованными и влиятельными людьми. Адвокат Гэвин Гамильтон, нотариус Эйкен, доктор Маккензи интересовались его юношескими стихами и песнями на шотландском наречии, потому что сами говорили на том же языке со своими соседями фермерами, читали Фергюссона и знали старый шотландский фольклор. Роберт по-прежнему без устали работал на ферме, но по вечерам часто уходил в Мохлин потанцевать с местными девушками, которым он посвящал стихи. Здесь он и встретил 17-летнюю Джин – дочь богатого и сурового подрядчика Армора, который часто бранил при всех «нищего Роба Моссгила» за его вольные стихи, в которых высмеивались ханжи и лицемеры, и за дружбу с «безбожниками и смутьянами», вроде Гэвина Гамильтона. О встрече Роберта и Джин, ставшей его судьбой, его любовью на всю жизнь, написано очень много. Сам поэт в письмах и стихах к Джин рассказывает, как в конце вечера в таверну, где уже кончались танцы, ворвался огромный пёс Роберта и бросился на грудь хозяину. «Вот бы мне найти подружку, которая полюбила бы меня, как этот пёс!» – сказал Роберт. А через несколько дней, когда он шёл мимо луга, где девушки белили холсты, Джин крикнула ему: «Ну как, Моссгил, нашёл себе подружку?» – «Нашёл», – сказал он, не сводя с неё глаз. Роберт отлично знал, что старый Армор ни за что не отдаст Джин за «нищего рифмоплета». Но для него эта девочка стала всем, что ему было дорого: любовью, счастьем, песней. Он писал о Джин: «Она поёт, как птица в лесу. Я не слышал голоса нежнее». Она знала бесчисленное множество старинных напевов, и Роберт придумывал на них новые слова. Теперь все песни рассказывали о них двоих. В это лето – первое лето настоящей любви – Роберт написал многие из лучших своих стихов и песен. Кажется, что он даже разучился говорить прозой, – он словно дышал стихами. Он пишет письма в стихах, и в них нет ни одной пустой строчки, ни одного лишнего слова, ни одного натянутого, надуманного образа. И те, кто читал эти стихи, уже начинали понимать, что в Шотландию пришёл её поэт. По старинному шотландскому обычаю Джин и Роберт заключили тайный брак. Для этого надо было только подписать «брачный контракт», по которому двое влюблённых «признают себя навеки мужем и женой». Роберт всё меньше надеялся, что отец Джин позволит ей стать законной хозяйкой в его доме «перед богом и людьми». Дела на ферме шли из рук вон плохо, семья Бёрнсов нищала все больше и больше. Да и репутация у него была настолько плохой, что Армор в апреле 1786 г. порвал «обязательство» и отказался взять поэта в зятья. Тогда старшие друзья Роберта стали советовать ему уехать в Вест Индию, где за два года можно было сколотить порядочное состояние и вернуться домой богатым человеком. Роберт Бёрнс был в отчаянии. Об этом говорят его стихи, где он прощается с родной Шотландией и с «милой Джин»: «А ты, подруга, не грусти, Чтобы тебя и честь спасти, Бегу я в край далекий. Нужда стучится к нам во двор, Грозят нам голод и позор И суд молвы жестокой». Им и вправду грозил страшный позор: Джин ждала ребенка, и те, кто принимал Роберта на службу, могли отказаться от него, если бы открылась «эта преступная история».