В письме-посвящении герцогу Бэкингему Ф. Бэкон причисляет «Опыты…» к лучшим своим произведениям. Случай (посвящение вельможе) и обычай, должно быть, требовали опоры на авторитет особенно надежный – античный. Поэтому, излагая в письме к Бэкингему «родословную» своих «Опытов…», он вспоминает римского философа, представителя стоического платонизма Луция Аннея Сенеку (4 г. до н.э. – 65 г. н.э.) и создателя римской сатиры Гая Луцилия (180/148 – 102/101 гг. до н.э.), однако близкий пример («Опыты» французского писателя и философа Мишеля Монтеня; 1533–1592 гг.) как бы обойдён. Между тем в первом же из «Опытов…» Ф. Бэкон прямо обращается к М. Монтеню и восторженно цитирует его. Но, признавая его достоинства, Ф. Бэкон вырабатывает достаточно самостоятельную форму, о чём свидетельствует эволюция эссе в изданиях его книги. В отличие от прихотливой, ассоциативной манеры Монтеня Ф. Бэкон строит «Опыты…» как наставления, свод советов по различным жизненным вопросам, практической морали, как соображения на политические, социальные и религиозные темы. Но в значительно меньшей степени, чем у Монтеня, «Опыты…» Ф. Бэкона являются автобиографией, исповедью, хотя, конечно, личность автора вырисовывается в них через систему воззрений: здесь виден реальный политик, учёный, старающийся освоить законы природы. Ф. Бэкон предан тюдоровскому идеалу военного, морского и политического могущества национального государства. Он разбирает условия устойчивости и успеха абсолютистского правления как арбитра между различными социальными силами; даёт рекомендации монарху, как подавлять старую родовую знать, как создать ей противовес в новом дворянстве, какой налоговой политикой поддерживать купечество, какими мерами предотвращать в стране недовольство и справляться с народными волнениями и мятежами. И вместе с тем в интересах среднего класса он выступает за поддержание торговли и благоприятного торгового баланса, за регулирование цен и ограничение роскоши, за поощрение мануфактур и усовершенствование земледелия. Скептицизм Монтеня ему ведом, однако не имеет над ним особенной власти. Позиция Ф. Бэкона в принципе отлична: он деятель, не частный, а государственный человек. Сам он дорожил «Опытами…», хотя подчёркивал, что они были составлены между делом, на досуге. Эта книга действительно была плодом досуга государственного деятеля и учёного, досуга, особенно увеличившегося после того, как в 1621 г. политическая звезда Ф. Бэкона закатилась, и он был отстранён от правления. И хотя из «Опытов…» исследователи много сведений черпают о философских, этических и социально-политических воззрениях Ф. Бэкона, но при этом подчеркивают, что они принадлежат в большей мере английской литературе, чем философии. Их язык и стилистика беллетристичны, они содержат выразительные зарисовки с целой выставки характеров, нравов, чувств и склонностей людей, обнаруживающие в их авторе тонкого психолога, знатока человеческих душ, придирчивого и объективного судью поступков. Сквозная мысль «Опытов…» – о мере в вопросах религии, нравственности и политики, идея тактики, оправданной требованиями разума и общественно-государственными интересами. Поэтому чаще, чем Монтеня, он вспоминает итальянского мыслителя, философа, писателя и политического деятеля Никколо Макиавелли (1469–1527 гг.), хотя и спорит с ним. Но это – споры по частностям, между тем согласие – в принципе. Он говорит (и это характерно для него): «Макиавелли высказывает правильную мысль, подтверждая её, впрочем, плохим примером». Ф. Бэкон держит сторону разума, стремящегося реально решать реальные проблемы, а тех, кто вместо жизни ищет идеальную абстракцию, довольно бесцеремонно отсылает в Утопию («О ростовщичестве»). Однако утопическое сочинение самого Ф. Бэкона завершает эпоху английского возрожденческого гуманизма.