Существование может быть лишь целиком обретено или целиком утеряно, но как «внутреннее» оно не противостоит внешнему, а дается путем «основополагающего прыжка», трансцензуса: «Существование исчезает, как только его полагают схваченным, и присутствует лишь в бесконечном свершении самого этого отрицания». Больнов поясняет эту характеристику на примере «негативной теологии» (апофатической), которая полагает, что сущность Бога можно постичь лишь косвенно за счет выдвижения и последующего отрицания любого возможного о нем высказывания, чтобы в процессе этого отрицания постичь непосредственно уже неизрекаемую сущность Бога. Опыт экзистенциального переживания строится на почве страха и отчаяния в результате высочайшего напряжения: «Ничто является не тем, в чем человек растворяется, а тем, что отбрасывает человека к самому себе». В связи с этим понятие человеческого существования, позволяющее его отличить от всех внешних предметов, выявляет способность человека относиться к самому себе. Одновременно с существованием как отношением к самому себе полагается, по мысли Больнова, трансценденция, соотнесенность с иным, преодоление, переход. Движение существования осуществляется лишь при сопротивлении окружающей ему действительности, поэтому мир в экзистенциальной философии предстает как враждебный, тревожный: «Мир – то, посредством чего человеческое бытие оказывается существенным образом ограниченно». Мир дает нам некое сообщество, совместное бытие, доказательством которого выступает одиночество: «Другой может отсутствовать лишь в совместном бытии». Человеческое существование характеризуется, по Больнову, двумя модусами: подлинностью и неподлинностью. Прорыв к подлинности предполагает отход от «массы» или законов «Man», нивелирующих человека, уничтожающих его «единственность». Мир, указывает Больнов, становится лишенным смысла фоном, а человек в своем личном бытии не способен еще обрести свою сущность. Он различает личное бытие и экзистенциальное существование, которое предстает как собственная возможность человека, цель, предоставленная личному бытию: «Сущность личного бытия заключена в его существовании». Противопоставляя бездушной коллективности коммуникацию как прорыв к подлинности в своем самоопределении, Больнов не дает человеку полных гарантий: коммуникация, с его точки зрения, характеризуется открытостью и вовлеченностью, что само по себе не исключает риска непонимания, использования человека в чьих-то целях. Следствием этого выступает «пограничная ситуация», где граница – то, что определяет человека, некая его глубинная сущность, но не ограничение извне: «Мы становимся сами собой тогда, когда с открытым взором вступаем в пограничную ситуацию». Здесь со всей полнотой разворачивают себя такие экзистенциалы как отчаяние, страх, смерть, заставляющие человека отказываться принимать разумность мира, понимать самого себя. Но лишь «победивший страх», осознавший абсурдность человеческого существования обретает свободу и защищенность – полагает экзистенциальная философия. Последним прибежищем человеческого существования выступает смерть: «Вопрос о смерти – это вопрос, что означает смерть в качестве предстоящего конца человеческой жизни». Больнов интерпретирует поэзию австрийского поэта-декадента Райнера-Мария Рильке (1875–1926 гг.), который предлагает смерть в качестве собственного результата в жизни человека, последнего крика души: «Господи, дай каждому его собственную смерть!».