Поясняя, как было совершено это искупление, Бернард Клервоский употребляет понятие «удовлетворение» (satisfactio), которое у него не имеет того юридического смысла, какой придавал этому понятию Ансельм Кентерберийский: «Так как тот, кто был в долгу, – это человек, то и Тот, Кто освободил, тоже Человек. Ведь если Один умер за всех, следовательно, все умерли (2 Кор 5:14), чтобы удовлетворение, принесенное Одним, вменилось всем, так же как Он один понес грехи всех; и не так, что один – тот, кто согрешил, а другой – Тот, Кто принес удовлетворение, ибо Глава и тело – это единый Христос. Следовательно, Глава принесла удовлетворение за члены, то есть Христос за внутренности Свои». По его мнению, это удовлетворение было принесено не Богу, а дьяволу, который, таким образом, потерял власть над людьми. Через Христа, Нового Адама, через Его Кровь произошло для людей оправдание от грехов; вместо смерти им дарована жизнь; вместо заразы «первородного вожделения» (originali concupiscentia) люди наполнились «духовной благодатью» (gratia spirituali); вместо плотского рождения они получили «духовное возрождение». Отвечая на вопрос Абеляра, зачем Бог выбрал такой способ спасения, Бернард Клервоский отвечает, что в этом была тройная необходимость: во-первых, для нас, «чтобы снять с нас иго пленения», во-вторых, для Бога, чтобы исполнить «решение Своей воли» (propositum voluntatis ejus), в-третьих, для ангелов, чтобы святыми «восполнить их число». Кроме этого учения о выкупе или освобождении людей от власти дьявола Бернард Клервоский довольно редко, но все же упоминает другой аспект учения об искуплении. Вспоминая слова апостола Павла (Рим 5:10) о примирении нас с Богом смертью Его Сына, он говорит, что «там, где есть примирение, там и отпущение грехов... Где остается грех, там нет примирения.... Что же это, как не оправдание? Следовательно, примирение, отпущение грехов, оправдание, искупление, освобождение от оков дьявола, которым мы были пленены и удерживались в его воле – (всем этим) мы обладаем через смерть Единородного, будучи оправданы даром Кровью Его». На недоумение Абеляра, как смерть Единородного Сына могла быть угодной Отцу, Бернард Клервоский отвечает, что «(Отцу) была угодна не смерть, а воля Того, Кто добровольно умер и этой смертью победил смерть, восстановил невинность, восторжествовал над началами и властями, низложил ад, обогатил небеса, примирил то, что на небе и на земле, и все восстановил». Как и один из отцов церкви Григорий Богослов (Назианзин; 329–389 гг.), он полагает, что «Отец не требовал Крови Сына, но принял ее как приношение (oblatum); Он жаждал не Крови, а спасения, ибо в Крови было спасение». Споря с Абеляром, утверждавшим, подобно знаменитому ересиарху Пелагию (около 360–418 гг.), что спасение человека состояло, скорее, в добром примере и научении любви к Богу, Бернард Клервоский подчеркивает, что «если через рождение, а не через наставление (generatione, non institutione) нам передался грех Адама, и через грех – смерть, то... и Христос не через наставление, а через возрождение вернул нам оправдание, а через оправдание – жизнь». О том же свидетельствует и крещение младенцев, которым пока недоступна сознательная любовь к Богу. Бернард Клервоский присоединяет к искуплению еще два спасительных момента, которые с ним неразрывно связаны, – «образ смирения (formam humilitatis), которым Бог Себя уничижил, и величие любви (charitatis mensuram), которую Он распространил даже до смерти и смерти крестной». При этом именно искупление является, по его мнению, основанием спасения. В вопросе личного, субъективного усвоения объективных плодов спасения, совершенного Христом, Бернард Клервоский, с одной стороны, разделяет точку зрения Августина Блаженного, состоящую в переносе всей тяжести на Божественную благодать, не зависящую от человеческих заслуг, с другой – пытается согласовать эту точку зрения со свободной волей человека.