Спорным его авторство исследователи считают для следующих приписываемых ему небольших сочинений: «Толкование на гимн «Иисусе, наш Искупитель»», «О страдании Христа и скорби и рыдании Его Матери», «В похвалу славной Девы», «О Теле Господнем», «О песнопении на ступенях (амвона)». Бернарду Клервоскому приписывался еще целый ряд сочинений: «О видах молитвы», «О благодати», «Таинственная виноградная лоза», «Размышление о страдании и воскресении Господа» и др. (авторство части из них исследователями уже установлено). Основу его богословия составляли Священное Писание, Священное Предание и личный духовный опыт (Священное Писание Бернард Клервоский цитирует в каждом своем сочинении). Из западных Отцов церкви на него больше всего повлияли проповедник и гимнограф Амвросий Медиоланский (около 340–397 гг.), виднейший представитель западной патристики Августин Блаженный (354–430 гг.), римский государственный деятель и философ-неоплатоник Боэций (около 475/480–524 гг.), папа Григорий I Великий (Двоеслов; около 540–604 гг.) и «отец схоластики» Ансельм Кентерберийский (1033–1109 гг.). Двух первых Бернард Клервоский называет «столпами церкви» («De baptismo»), Амвросия – «небесной трубой» («Sermo de diversis»). Влияние предшествующей латинской традиции наблюдается, прежде всего, в его учении о Боге, об искуплении, о свободе и благодати, о богопознании, в экклезиологии. Из восточных Отцов и учителей церкви Бернард Клервоский ссылается на христианского теолога, философа и учёного, представителя ранней патристики Оригена (около 185–253/254 гг.) и одного из греческих Отцов церкви Афанасия Великого (около 298–373 гг.). С недоверием он относился к философии и логико-философским методам исследования в области богословия, презрительно называя их «игрой в диалектическое искусство». Мирской философии Бернард Клервоский предпочитает «Павлову философию»: «Знать Иисуса, и притом распятого (2 Кор 2:2), – вот моя тонкая, внутренняя философия». В отличие от Пьера Абеляра он, как и Августин Блаженный, полагает, что вера должна предшествовать знанию. Если Абеляр считал, что даже самые возвышенные и священнейшие истины христианства могут быть постигнуты и доказаны разумом, то, согласно Бернарду Клервоскому, они «содержатся в глубинном лоне святой веры». Он подвергает критике определение Абеляра, что вера есть всего лишь смутная «оценка». «Все, что есть в нашей вере, – утверждает Бернард Клервоский, – основано на достоверной и прочной истине, подтверждено пророчествами и чудесами от Бога, упрочено и освящено рождением от Девы, Кровью Искупителя, славой Воскресшего». Определение, которое он дает вере, основывается на словах апостола Павла (Евр 11:1): «Вера есть твердое основание (substantia) того, на что надеемся, и доказательство (argumentum) того, что невидимо». Поэтому вера «не есть смутная оценка, но сама достоверность (certitudo)». В своем позднем сочинении «De consideratione» Бернард Клервоский также рассматривает эту проблему, полагая, что вера (fides) занимает среднее положение между мнением (opinio) и разумением (intellectus). Мнение основывается на правдоподобии (veri similitudine), вера – на авторитете (auctoritati), а разумение – на разуме (rationi). Мнение – это принятие за истину того, о ложности чего мы не знаем; вера – волевое и верное предвкушение (certa praelibatio) еще не открытой истины; разумение – верное и ясное понятие о каком-либо невидимом предмете. Бернард Клервоский предостерегает от смешения этих трех способов исследования, поскольку если мнение претендует на точное утверждение, то оно безрассудно; если вера пребывает в сомнении, она непрочна; если разумение пытается вторгнуться в то, что «запечатано верой» (signata fidei), оно становится «грабителем, посягающим на величество». В отличие от мнения и вера, и разумение обладают точной истиной (certam veritatem), но вера обладает ей как сокрытой и прикровенной (clausam et involutam), а разумение – как открытой и явной (nudam et manifestam).