БЕРДЯЕВ Николай Александрович - Страница 7

Чистый романтизм у Бердяева ведет к презрению ко всякой «объективации» – и этим создается неизбежно полная безвыходность данного тупика. Он запутался в своих моральных исканиях именно в силу его презрения к реальному миру, который лишь мешает нашему «я». Из автобиографии Бердяева известно, что он не получил религиозного воспитания в семье, а когда началось «духовное пробуждение», то не Библия (по собственному признанию Бердяева), а Шопенгауэр запал ему в душу. В более позднее время, уже когда Бердяев отходит от марксизма, у него произошло настоящее «обращение» к церкви, – но под знаком «нового религиозного сознания» и «неохристианства». Он сразу же склонился к отвержению «исторического христианства», поскольку пришла «новая всемирно-историческая эпоха». Вслед за Д. Мережковским «историческое» христианство он воспринимает как чисто аскетическое, а для «человека нового религиозного сознания нужно сочетание язычества и христианства». Появились новые перспективы, которыми занят Бердяев: «Пространство и время должны исчезнуть», «будет «земля» преображенная… вневременная и внепространственная»; государство есть «одно из диавольских искушений», в апокалиптическом христианстве будет вмещено то, что не вмещалось историческим христианством», «человекобожество, богоборчество, демонизм являются божественным началом». Он говорит даже о «религиозном организме», несколько позже – уже более скромные и трезвые слова о том, что «новое религиозное сознание» надо мыслить в «неразрывной связи со святыней и священством». Бердяев уже «не хочет в области человеческого самомнения», он ожидает «глубочайшей революции», верит, что в мир входит новый религиозный принцип, что наступает время «теургического искусства, преображающего бытие». В книге «Философия свободы» он пишет, что «философия не может обойтись без религии», что она должна быть «органической функцией религиозной жизни» и даже «должна быть церковной». О церкви Бердяев пишет, что она есть «душа мира», соединившаяся с Логосом, а знание оказывается «формой веры». Он считает, что «законы логики – болезнь бытия». Индивидуальный разум ниже разума церковного, а «категории, над которыми рефлектирует гносеология, имеют своим источником грех»; «смысл истории – в искуплении греха». По его мнению, общественного прогресса нет – смысл истории в обретении людьми в собственной эволюции ипостаси обитателей «мира свободного духа», находящегося вне реального исторического времени, в ином («эсхатологического характера») измерении. Признание примата личностного над социальным позволило Бердяеву выступить против практики тотального подчинения индивида общественно-утилитарным целям и провозгласить свободу человека в качестве самодовлеющей ценности. Последовательно выступая против «разжигания инстинктов» масс и разгула стихии насилия, он стремился понять причины и механизмы несвободы человека и отчуждаемый характер создаваемой им культуры. По его мнению, несмотря на героическую борьбу людей за свою свободу на протяжении почти всей своей истории, они все же остаются несвободными и в лучшем случае, в результате всех своих усилий, меняют одну несвободу на другую. В своей исторической судьбе, с его точки зрения, человек проходит разные стадии, и эта судьба всегда трагична. В начале человек был рабом природы, и он начал героическую борьбу за свое сохранение, независимость и освобождение, создал культуру, государства, национальные единства, классы. Ныне же, утверждал Бердяев, человек вступает в новый период, хочет овладеть иррациональными общественными силами, создает организованное общество и развитую технику, делает себя орудием организации жизни и окончательного овладения природой. Но он становится рабом организованного общества и техники, рабом машины, в которую превращено общество и незаметно превращается сам человек. Тревога и печаль Бердяева по поводу неизбывности человеческого рабства побуждали его обратить внимание на комплекс освободительных и псевдоосвободительных идей, циркулировавших в то время в общественном сознании.

 



 
PR-CY.ru