В конце 1960 гг. и особенно в 1970 гг. Р. Барт постепенно отходит от радикализма ранних работ. В центре его внимания оказывается проблема текста и письма как полноценных аналогов социальной революции. Здесь источник двойственности его позиции, проходящей через многие его труды: с одной стороны, революция в письме представляет собой нечто «полное», в себе завершенное, ни в чем внешнем не нуждающееся («текстуальный слепок революции»); с другой стороны, признается (хотя чем дальше, тем реже), что раскол внутри языка неотделим от социального раскола и что без «действительной универсальности» создание абсолютно революционного литературного языка является фикцией. Эта переориентация связана с крупным политическим событием: в результате потрясшего Францию кризиса 1968 г. семиология пережила существенную трансформацию. То, что в 1950 гг. мыслилось Р. Бартом как взаимодополняющее (письмо есть и временный слепок социальной революции, и ее преддверие), в 1970 гг. начинает противопоставляться; макрореволюционные преобразования видятся как неизбежная рутинизация серии точечных текстуальных микрореволюций. Теперь основной задачей политической семиологии становится разложение иерархии языков, закрепленной в системе жанров, и ее подосновы, наррации (повествования, рассказа, сказа). Ее Р. Барт подводит под раскритикованную К. Марксом созерцательную позицию предшествующей философии. В отличие от текста, который сам производит условия своей возможности, наррация стремится подчеркнуть свое основание извне. Наррация всегда «правдива», как все то, что стремится просто отражать. Революционный порыв, «великое Нет» обществу возможны, однако, лишь в пределах наррации. Для того чтобы объявить миру о его тотальном неприятии, необходимо использовать язык инструментально, т.е. быть в этом отношении на стороне власти. Обычно для борьбы с идеологией писателя используют языковой арсенал, наработанный той же идеологией, не видя в этом никакого противоречия. В подлинно революционном письме, которое, по Р. Барту, теперь и есть сама революция, нет достаточного пространства для того, чтобы провозгласить революцию социальную. Поиск разнообразных смыслопорождающих механизмов того или иного культурного периода приводит его к признанию рядоположенности любой теоретической и практической деятельности, от эстетической до инженерно-технической или политической. Эпицентром исследовательских интересов Р. Барта выступает, однако, не сама система знаков и денотативных значений, а возникающее в процессе коммуникации поле «коннотативных» значений, которые и позволяют тому или иному обществу дистанцироваться в культурно-историческом плане от иных обществ, с их особыми коннотативными содержаниями. Поставив проблему «семиологического парадокса», Р. Барт утверждает, что в массовом сознании происходит фетишизация языка, а само сознание становится пристанищем разнообразных мифов, коренящихся в наделении языковых конструкций силой описываемых ими вещей и явлений. С другой стороны, вещи и явления сами начинают претендовать на «рациональность» и наделенность смыслом (феномен товарного фетишизма). Взгляды Р. Барта повлияли на авторов круга «Тель Кель», «новых философов» и на ряд других мыслителей, близких структурализму. Р. Барт погиб в автокатастрофе.