Он понимает кризис современной цивилизации как крушение принципа автономии. Проводимое им «бесконечное качественное различие» между Богом и миром не исключает, тем не менее, «самостояиья человека» против подчинения его чему бы то ни было и кому бы то ни было, кроме Иисуса Христа. Ничто, лежащее в пределах истории, не может и не должно порабощать человека – ни идеологическая догма, ни социальная общность, ни коллектив, ни даже религия. Человек, считает он, обретает себя не потому, что оказывается включенным в какой-то, пусть даже воспринимаемый как Богом установленный порядок земной жизни. Но христианство не может ограничиться радикальным «нет» по отношению ко всем человеческим ценностям. Поэтому К. Барт отвергает способы решения поставленной либеральными теологами проблемы синтеза христианства и культуры, но не саму проблему. Его теология – поиск путей ее решения с учетом нового исторического опыта и коллизий XX в., когда обнаружилась недостаточность всех до сих пор найденных способов организации человеческой жизни. Любимая тема для него – вероучение церкви и изъяснение догматов. Папа Пий XII (1939–1958 гг.) отозвался о нем, как о втором богослове после Фомы Аквинского (1225–1274 гг.). Симпатизирующий апофатическому методу, К. Барт в некоторых своих положениях особенно близок к православию и, особенно, к католицизму. Он сам признавался в том, что самые значительные мысли были заимствованы им у схоластов. Однако свою деятельность он считал сравнимой больше с творчеством Ж. Кальвина, пытаясь вернуться к представлениям периода Реформации о ключевой роли Христа в приоритете Писания. К. Барт не отрицал результатов современного изучения Библии, но подход к ее изучению у него был действительно оригинальный. Первое, на что обращают внимание исследователи, так это на категорический отказ от так называемой естественной теологии, катафатически исходящей из того, что Бог открывается нам в творении. Оно, с его точки зрения, слишком полагается на человеческий разум, поскольку бог познаваем только через Его личное Откровение – это Христос и Писание. К. Барт считает, что Писание – единственная манифестация Бога, как может показаться, вопреки самому Писанию (Рим. 1:20). Но это утверждение нужно понимать лишь в смысле неприятия всех предшествующих методов корреляции естественного и сверхъестественного откровения в схоластике, реформации, деизме и либерализме, в целом порочно обнаруживающих то, что Бог Авраама, Исаака и Иакова познавался исходя из абстрактной дохристианской «идеи бога» вообще. Эта ложная посылка приводит к ложному следствию. Традиционный подход рассматривает Писание как совокупность предложений, как нечто статичное, всегда лежащее под рукой, подлежащее анализу и синтезу – «вскрытию». По мнению К. Барта, ученый не может спровоцировать появление нескольких молний, а потом сложить их в шкаф для того, чтобы изучать их тогда, когда заблагорассудится. Слово Божье – это разговор Бога с человеком, который происходит, случается и, стало быть, подлежит описанию только в категориях динамизма, событийности. Откровение – не объект, на который мы влияем, а субъект, оказывающий воздействие на нас. Бог проявляет себя не в природе, а в истории. В этом моменте К. Барт вливается в общеевропейскую постмодернистскую традицию, размывающую границы между субъектом и объектом, а также текстом, автором и читателем.