Незнание языка для этого было явно недостаточно: терпели же иудеи впоследствии, в Средние века и в Новое время, разрыв между языком повседневного общения и языком Писания. За рождением Септуагинты стоят серьезные сдвиги в самом духе иудаизма: в эпоху эллинизма и в первые десятилетия новой эры этот дух был таким универсалистским и широким, как никогда до этого и никогда после. В эти времена достигла своего апогея вера, что близко исполнение обета Яхве Аврааму. Но для этого сам закон Яхве необходимо было оторвать от палестинской почвы и сделать общечеловечески доступным. Поэтому перевод Библии на греческий язык, «мировой» язык средиземноморской цивилизации той эпохи, язык больших городов, был первым шагом на этом пути. В эллинистическую и римскую эпохи восточные писатели – египтяне, халдеи, финикийцы и т.д. – наперебой пытаются вызвать у грекоязычного читателя интерес к истории и «мудрости» своих народов; но переводческая работа такого размаха осталась уникальной. Для нее понадобилась вера иудеев в мировую общезначимость Священного Писания. Перевод Септуагинты, несмотря на недостатки, был безусловным литературным успехом. Он выполнен с ощущением особенностей греческого языка и сравнительно свободен от буквализма. В то же время он воссоздает особый строй семитической поэтики, более грубый, но и более экспрессивный по сравнению с языком жанров греческой литературы. Творцам Септуагинты удалось создать органичный сплав греческого и семитического языкового строя, их стиль близок к разговорным оборотам и все же неизменно удерживает сакральную приподнятость. Отныне дорога для творчества в библейском духе, но в формах греческого языка была открыта. Готовые стилистические формы, окруженные ореолом святости, пригодились и основателям христианской литературы, стиль которых насыщен реминисценциями Септуагинты. Между этим переводом и возникновением христианства как универсальной религии, окончательно освободившей библейский тип религиозности от политической проблематики иудейского народа, существует глубокая связь, как между вопросом и ответом, между предпосылкой и существованием. Как первые христиане, так и их противники из фарисейского лагеря очень остро это чувствовали. В христианском мире даже создается легенда, согласно которой евангельский Симеон Богоприимец был одним из «семидесяти толковников», который прожил 350 лет и увидел свои ожидания исполнившимися. Этот выразительный символ говорит о том, что Септуагинта вполне заменяет для христиан древнееврейский канон Ветхого Завета и на все времена остается в греческой православной церкви каноническим текстом. С другой стороны, замыкающиеся в национальной исключительности раввинские круги того времени резко меняют свое отношение к александрийскому переводу. В эпоху императора Адриана (II в. н.э.) его заменяет намеренно дословный перевод Аквилы, который, если верить традиции, вдохновлялся стремлением вырвать Библию из рук христиан. Затем создаются другие переводы, и, в конце концов, синагога отказывается от самой идеи эллинизировать Тору, оставаясь, и уже навсегда, при древнееврейском подлиннике. Но перевод на греческий язык позволил познакомиться с Библией и тем народам, которые никогда не владели еврейским языком, к тому же он содержал наиболее полный текст Ветхого Завета. С распространением христианства в странах Римской империи на рубеже II–III вв. появляется потребность в переводе Библии на древнелатинский язык, и такой перевод Ветхого и Нового Завета в конце IV – начале V в. сделал Иероним Блаженный (правда, считается, что Библия на латинском языке уже была в употреблении и до этого перевода, но у Иеронима (около 330/350 – около 420 гг.) он более точный).