Среди поучений, посвящённых нормам христианской жизни и направленных против пережитков язычества: «Предисловие покаянию» (Поучение к иереям с упоминанием изгойства), «Поучение некоего христолюбца и ревнителя по правой вере» и т.п. Отчасти их анонимность исследователи объясняют утратой имён, показавшихся неавторитетными редакторам и переписчикам при позднейшем копировании и составлении сборников (тексты дошли в списках не ранее XIV в.), но не исключено, что поучения могли быть анонимны исходно, т.к. их авторы нередко выступают (и, вероятно, ощущают себя) как толкователи библейских и святоотеческих речений («Слово от Апостола о бездождии», «Слово святого Григория изобретено в толцех» против язычества и т.п.). Велико число анонимных церковно-дисциплинарных текстов и епитимийников (порой псевдоканонических – «худые номоканунцы»), хотя для XI–XIII вв. представлены (в отличие от позднейшего периода до Стоглава) и авторские подборки правил: митрополитов Георгия и Иоанна II, Новгородского архиепископа Нифонта (ответы на вопросы Кирика, Ильи и Саввы), Сарайского епископа Феогноста. Исключительно анонимный характер носят переводы домонгольского времени, отчасти, возможно, потому, что переводы больших текстов (Пролога, Пандектов Никона Черногорца, повести о Варлааме и Иоасафе и др.) были коллективными. С рубежа XIV–XV вв. малые гимнографические тексты снабжаются порой именами переводчиков: митрополита Киприана, Ростовского архиепископа Феодора, игумена новгородского Лисицкого монастыря Илариона. С конца XV в. – первой четверти XVI в. (времени деятельности Димитрия Герасимова, преподобного Максима Грека) указание имени переводчика становится правилом, для XVII в. оно уже обычно. С последней четверти XVI в. в условиях борьбы с унией в Западной Руси и распространения школьной системы образования православная литература здесь окончательно приобрела авторский характер, что сопровождалось появлением псевдонимов, в первую очередь, в полемической литературе (Клирик Острожский, Христофор Филалет, Азария). В XVII в., особенно во второй половине, этот процесс распространился и на Московскую Русь. Однако здесь продолжало сохраняться анонимное творчество, в том числе и среди мирян (сборник проповедей «Статир»). В монашеской среде и у старообрядцев анонимность в отдельных памятниках продолжала сохраняться и в XVIII–XIX вв. («Житие Феодора Санаксарского», собрания свидетельств из древних памятников в защиту старообрядчества начала XVIII в., старообрядческие апокрифы и др.), но сфера её использования в литературном творчестве существенно сузилась.