Из светских писателей наиболее близким Дионисию оказался Данте Алигьери (1265–1321 гг.): его торжественная картина вселенной напоминает иерархически упорядоченный мир «Ареопагитик». Недаром Данте поместил Дионисия Ареопагита на небесном своде среди великих богословов (Рай 10:115–117), один из которых, папа Григорий I Великий (Двоеслов), увидев истинную иерархию, описанную в «Ареопагитиках», был вынужден признать свое не совсем верное ее понимание (Рай 28:130–135). В 1371 г. появляется болгарский перевод «Ареопагитиков», который, перекочевав на Русь, получил повсеместное распространение. Критические замечания западных гуманистов Лоренцо Валла (1407–1457 гг.) и Эразма Роттердамского (1469–1536 гг.) имели у протестантов и католиков больше сторонников, чем противников. В целом корпус сборника пользовался на средневековом Западе огромным авторитетом, хотя очевидно, что к эпохе Возрождения этот авторитет оказался исчерпанным. Путь сближения с неоплатонизмом привел к тому, что сочинениям языческих авторов стало уделяться значительно больше внимания, чем самим «Ареопагитикам», которые столь успешно интерпретировали их в рамках христианского мировоззрения. Хотя и выдвигались предположения, что влияние сборника на Западе было более значительным, чем в Византии, на всем православном Востоке данный памятник остается одним из самых авторитетных богословских текстов, как бы ни решался вопрос о его авторстве. В более позднее время «Ареопагитики» были известны Никодиму Святогорцу (1749–1809 гг.) и (хотя в силу своего слишком теоретического характера они не были включены в «Добротолюбие») часто цитировались в других его сочинениях. Но по сравнению с Западом (сделавшим огромный шаг вперед в изучении «Ареопагитик» в XX в.), скромные начинания русской богословской науки XIX в. не были продолжены. Не по своей вине она осталась достаточно безучастной к основным западным достижениям и не пошла дальше первого этапа, а именно вопроса о подлинности автора «Ареопагитик». В XIX в. о них писали Павел Колоссовский, К. Скворцов, Порфирий (Успенский), пытавшийся защитить подлинность «Ареопагитик», и В.В. Болотов, ее опровергавший. Патрологи русской эмиграции протоиерей Георгий Флоровский и архимандрит Киприан (Керн) хотя и не внесли специально научного вклада в изучение «Ареопагитик», однако дали им взвешенные оценки с учетом новых достижений в их исследовании. Несомненный резонанс на Западе получили статьи В.Н. Лосского, в которых подчеркивались такие важные темы ареопагитского богословия, как катафатика и апофатика, связанные с учением о Божественном мраке, и делался особый и даже чрезмерный акцент на предвосхищении автором «Ареопагитик» паламитского учения о Божественной сущности и энергиях. Что же касается западной науки, то в целом можно отметить, что по сравнению с началом или даже с серединой XX в., когда господствовало основное направление, заданное Кохом и Штигльмайром, на протяжении последних лет «Ареопагитики» стали предметом еще более углубленного и пристального внимания ученых, которые с осторожностью предпочитают говорить не столько о прямой зависимости, сколько об объективности бесспорных связей, устанавливаемых между неоплатонической философией и сочинениями Дионисия (например, А.Д. Саффре). Даже те исследователи, которые продолжают считать его больше философом, чем христианином, не отказывают ему в оригинальности переосмысления неоплатонических интуиций в традиционном для христианской мысли направлении (C. Герш, П. Рорем).