Оставаясь номиналистом в вопросе о божественных именах, Григорий Нисский развивал учение каппадокийцев об умопостигаемых теофаниях (т.е. богоявлениях), говорил о том, что в человеческой природе нет силы точно познать Существо Божье – сколько бы кто ни напрягал ум, столько же оно избегает любознательности. В первую очередь, в силу того, что велико и непроходимо расстояние, которым несозданное естество отделено от созданной сущности. Все, что существует вне Бога, – ничто в Его глазах. Человеческий язык неадекватен для того, чтобы описать не только Божественное бытие, но и отношение между Творцом и творением. Человеческая мысль должна остановиться на границе творения, она не может перепрыгнуть разрыв, разделяющий тварь и Творца. Для Григория Нисского логика, приложимая к творению, не может быть приложима к Творцу в силу фундаментального онтологического (бытийного) различия между Творцом и тварью. Даже мир ангельский не в состоянии познать Творца. Всякое приложимое к Богу понятие есть призрак, обманчивый образ, идол. Понятия, которые мы составляем по своему естественному мнению и разумению, которые обоснованы каким-нибудь умозрительным представлением, вместо того чтобы открывать нам Бога, создают только Его идолы. Григорий Нисский подчеркивает, что апофатическое богословие имеет своей целью не утверждение чего-либо о Божественной сущности, которая непознаваема, а научение надлежащему образу мыслей о Боге. Своих вершин и классических форм апофатическое богословие достигает в «Ареопагитиках» (см. Ареопагитики). Их таинственный автор оказал значительное влияние на апофатическое богословие Евагрия Понтийского и Максима Исповедника – толкователя корпуса «Ареопагитик», чьи схолии (наряду с парафразами Георгия Пахимера) являются существенным дополнением к трактатам Псевдо-Дионисия, который внес в апофатическое богословие фундаментальный вклад; в известной степени ему удалось синтезировать оба вышеназванных подхода. В корпусе «Ареопагитик» апофатическому богословию особое внимание уделяется в трактатах «О божественных именах» (I, 4–6; VII, 1–3; XIII, 3), «О небесной иерархии» (II, 3), в 1-м и 5-м посланиях и в специальном трактате «О мистическом богословии», одна из глав которого («Каково катафатическое богословие и каково апофатическое») является кратким подведением предварительных итогов сказанному в несохранившихся «Богословских очерках» и «Символическом богословии». Отрицательное богопознание здесь противопоставляется положительному как более совершенное, потому что приводит к Божественной Премудрости, которая для человека есть «незнание». Путем отрицания всякого знания, относящегося необходимо лишь к сущему, путем отрешения познающего от самого себя, совершается таинственное «соединение» с Божественными Лучами – это цель апофатического богословия. Бог как «не-сущее» может быть постигнут только незнанием, для чего необходимо покинуть пределы знания и сущего в экстазе, в исхождении. Божество и безыменно и многоименно, утверждает автор «Ареопагитик». Ни одно из наименований Божьих, находимых в Священном Писании, не выражает Божественного существа: Бог вне всего этого. Его имя чудно, ибо Он превыше всякого имени. Божество не только не подлежит чувственным и пространственным определениям: не имеет ни очертания, ни формы, ни качества, ни количества, ни объема – Божество выше всех умозрительных имен и определений.