В ходе рассуждений Трубецкой неоднократно пользуется словами: «вечность», «вечный», «увековеченный», что неизбежно вызывает вопрос: в каком смысле эти слова допустимы там, где речь идет об абсолютной смерти, небытии и «царстве призраков» (выражение Трубецкого)? Философ предвидит этот вопрос и пытается ответить на него с точки зрения Божественного всеведения. Бог (в терминологии Трубецкого «Всеединое Сознание») содержит в Себе все, что есть, что было и что будет, все действительное и возможное. Поэтому «перед очами Всеединого вечно действителен этот решающий миг (окончательного разрыва с жизнью) со всей его беспредельной мукой... И только в качестве навеки превзойденного, прошедшего ад сохраняется в вечном божественном всевидении» (Там же). Трубецкому, по-видимому, не удалось полностью решить проблему адских мучений. Для него они, как и для П. Флоренского, оказались всего лишь «миражом», сохраняющимся только в «Божественном всевидении». Оба философа допускают некую онтологическую опустошенность ада. У П. Флоренского это выражается в том, что подлинное бытие – «образ Божий» – возвращается к Богу, оставляя в аду лишь некую свою тень, а у Трубецкого –  в том, что после «второй смерти» вообще никакого бытия уже нет, поскольку ад находится за пределами бытия («Смысл жизни»). Остается непонятным, что же происходит с природой человека, которая, даже в случае ее отпадения от Бога, остается в соответствии с Божественным творческим замыслом неуничтожимой. Она не может превратиться в мираж, как превращается в мираж образ ее существования в аду. Более удачной оказалась попытка решить проблему всеобщего воскресения, предпринятая А. Туберовским. В книге «Воскресение Христово» он сравнивает то, что присуще творению в результате Божественного творческого акта, с тем, что будет ему присуще в результате Воскресения Иисуса Христа. В первом случае всему творению присуще благо бытия. Этого блага оно не лишается даже тогда, когда отказывается жить с Богом и в Боге (что возможно только для разумных существ). Во втором случае все смертное приобретет силу и даже славу воскресения, поскольку «всеславное» Воскресение Христово окажет свое воздействие не только на праведников, но и на грешников. Как в первом случае обладание благом бытия не приносит грешникам радости, поскольку они находят радость в другом – в совершении зла (отсюда «злорадство»), так и во втором – обладание силой и славой воскресения не делает грешников, отказавшихся от Христа, причастниками вечной жизни, ибо они, сами не желая этой жизни, воскресли для «смерти второй» (Откр. 20. 14). «Если бытие вообще, а духовное – в частности, – делает заключение Туберовский, – несмотря на зло и страдание, является откровением благой силы Божией, если Божественная жизнь оказывается даром высшей ценности, невзирая на неверие и возбуждаемую ею в некоторых злобу, так и превысшее откровение любви Божией в статусе славы не уничтожается «вечными муками ада». И как невозможно, не уничтожая «духовной» твари вообще, не отнимая у нее свободы, уничтожить злых духов, так динамически немыслимо уничтожить «ад», не разрушая и «рая». То есть, не упраздняя всего статуса славы, – до Воскресения Христова включительно. Как всякая «ценность» может иметь двоякое субъективное применение, например, деньги, большой ум и пр., так и Божественные блага бытия, свободы, славы одними реализуются как блаженство, а другими – как «мука»». См. также ВОСКРЕСЕНИЕ ХРИСТОВО, ВОСКРЕСЕНИЕ МЕРТВЫХ.