АВГУСТИН Аврелий, Августин Блаженный - Страница 3

Период учения сменился годами учительства. С 374 г. Августин преподавал грамматику в Тагасте, потом риторику в Карфагене, и профессорство одушевлялось у него пафосом служения научной истине, в горне которого растаяли суетные пристрастия и низкие вожделения. Тем самым в сознании Августина был заложен фундамент тесного сродства с античной культурой, который останется ему присущим до конца жизни, несмотря на осуждение ее совестью позднейшего христианского учителя. Он жил теперь в общении с учениками и в тесном содружестве с единомышленниками, поклонниками разума, сподвижниками в умственных исканиях. Прежние развлечения, попойки, покупная любовь, скандалы и грубые спектакли в цирке заменились умственными занятиями, поэтическими состязаниями в литературных салонах, драмой и трагедией в серьезном театре. Однако душевное равновесие, как будто обретенное Августином благодаря открытию назначения жизни в научном искании, оказалось непрочно. Перед ним встает вопрос о религиозном просвещении духа: миропознание приводило к обостренной потребности богопознания. Вечное блаженство уже ощущалось целью лишь индивидуального бытия, и незнание пути к нему наполняло душу тяжким страданием. «Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не упокоится в Тебе», – писал он в «Исповеди». Такая формула смысла жизни вызывала уже тогда мистическое волнение, и в Августине начиналось трудное шествие через ряд кризисов к тихой пристани христианского правоверия. Очень естественно, что этот философ-цицеронианец примкнул к манихейству. Это учение, приняв форму мировой религии, увлекало человека научного склада обещанием победить тайну мира силами одного разума, предлагало величественную систему, которая заявляла притязания разрешить все роковые недоумения о Боге и судьбах человечества, о зле и спасении. Августин попытался прикоснуться к христианскому писанию, но оно показалось ему тогда грубым и детским. Он искал мудрости, а не авторитета, но эти книги «приказывали, а не убеждали». Достойной формой религии его философствующему уму рисовался лишь гносис (рационально построенное учение). Августин с горячностью неофита, отдаляя проповеди манихеев, углубился в чтение их книг, попутно предавался также астрологии и магии. Но уже в Карфагене он разочаровался в манихеях, предлагавших вместо мудрости невежество, неспособных отрешиться от материалистического понимания мира и Бога, примирить и оправдать дуализм между добром и злом, закалить волю от соблазнов. Однако он вполне расстался с манихеями только в Италии, куда переселился в 383 г. Вначале он преподавал грамматику в Риме, затем был учителем риторики в Медиолане (Милане). Здесь Августин поддался влиянию философской секты академиков (в современной терминологии – скептиков). Он объяснял это тем, что, отчаявшись найти удовлетворение в манихейском учении, был увлечен утверждением академиков, что надо во всем сомневаться, т.к. человеку не дано постичь истину. Однако подобного рода учение не могло надолго заполнить пустоту в его душе. Успокоиться на сомнении его дух не мог: сомнение хоть и очистило его от заблуждений, но не дало взамен никакой опоры. Трезвое здравомыслие научного скептицизма с конечным аккордом – «не знаю» скоро устрашило его как мрачная пропасть. Ужас неведения сменил короткий отдых светлого агностицизма.

 



 
PR-CY.ru