Тертуллиан является одним из самых ярких раннехристианских апологетов, обосновывавших преимущества христианской веры в сравнении с политеистическими верованиями Римской империи и высокие нравственные принципы христианства. В отличие от основного направления аргументации, используемого большинством апологетов и ориентированного на доказательство непротиворечивости христианства и философской традиции античной мудрости, Тертуллиан является основоположником той традиции, которая провозгласила принцип несовместимости христианской веры с языческой мудростью. И хотя эти идеи были высказаны до него (например, противопоставление Татианом мудрости эллинов христианству как «мудрости варваров»), именно Тертуллианом впервые зафиксирована парадоксальность связи веры и мудрости как таковых. Причем Тертуллиан схватывает то противоречие, которое красной нитью пройдет сквозь всю историю христианской (как и любой другой) теологии: именно ему принадлежит первенство в усмотрении невозможности постижения разумом истины, открывающейся в непосредственном акте веры – Откровении. Созерцание Бога, данное в акте Откровения, считает Тертуллиан, есть результат воли Бога и не достигается в одностороннем порядке ни познавательным усилием, ни напряжением веры. Сама установка на богопознание как рационально-теоретическую процедуру, по его мнению, кощунственна в теистическом понимании сакрального диалога человека с Богом. Более того, созерцание Бога в принципе не может быть понято как познавательный процесс. Весь этот комплекс идей, который позднее, в Средневековье, задаст оппозицию таких способов богопознания, как мистика и схоластика, и формулирует проблематику христианской теологии на всем протяжении ее эволюции. И хотя он выражен фигурально, но адекватно осмыслен Тертуллианом («Что общего у Афин и Иерусалима? У Академии и Церкви?») и точно схвачен в известном тезисе («верую, ибо абсурдно»). Рациональные способы неприменимы, по его убеждению, к делам веры: «Распят сын Божий – не стыдно, ибо постыдно. И умер сын Божий – это вполне достоверно, ибо нелепо. Погребенный, он воскрес – это верно, ибо невозможно». Мистический опыт актуализирует глубинные проявления человеческой души, позволяя им реализовать себя сквозь все напластования внешней рациональности (в зрелой мистической традиции это фиксируется термином «глоссолалия», обозначающим автоматическую речь экстатирующего мистика с включением слов, не существующих ни в одном известном языке). Эти непроизвольные восклицания, неконтролируемые вскрики и речевые формулы полторы тысячи лет спустя Фрейд обозначит как бессознательные оговорки. Предвосхищая кантовскую оппозицию разума и рассудка, Тертуллиан, отказывая абстрактному теоретизирующему разуму в способности постижения истины, тем не менее, вполне уверенно апеллирует к практическому «естественному» рассудку, моделируя учение о Боге. Именно Тертуллиан ввел понятие Божьих ипостасей и сам термин «Троица», ему же принадлежит формулировка принципа триединства Бога («мы поклоняемся единому Богу»). Эмпирическая ориентация Тертуллиана, проявившаяся в трактовке богопознания с приоритетным вниманием к мистическому опыту, в сфере позитивной теологии оборачивается своего рода предтечей реализма – установкой, согласно которой все сущности наделены особым телом как формой существования, в том числе и душа как «тело особого рода». Бог также мыслится Тертуллианом в этом плане как «тело, которое, впрочем, есть дух». Эта формулировка стала базовой для идеи трансцендентности Бога миру.

 



 
PR-CY.ru