Возбуждение на Соборе, по воспоминаниям очевидцев, было большое. Спорившие епископы обменивались «простонародными и неприличными восклицаниями». Собор начал свою работу с разбора решений Эфесского, осудил Диоскора и низложил его почти единогласно. Затем епископы осудили и Евтихия, хотя о присутствии его самого на Соборе не упоминается, фактически не упоминалось там даже его имя. Собор принял догматическое послание папы как выражение православной истины и в согласии с ним составил определение, по которому Христос исповедуется как совершенный Бог и совершенный человек, единосущный Отцу по божеству и единосущный нам по человечеству, пребывающий и по воплощению в двух природах неслиянно и нераздельно, так что различие двух природ не устраняется через их соединение, а сохраняется особенность каждой природы при их совпадении в едином Лице и единой ипостаси. Иначе говоря, Христос есть единое «Я» с единым самосознанием. «Я» человеческое в Нем тождественно с «Я» Бога Слова. Но это тождество надо понимать не в том смысле, что «Я» человеческое подавлено «Я» Бога, а в том, что им положена основа для этой личной жизни. Человеческая жизнь во Христе есть полная личная жизнь. Этим исповеданием осуждались как несториане, так и монофизиты.

Однако решения Халкидонского собора не были приняты в Египте и Армении, а также отчасти в Сирии и Палестине; повсюду поднимались настоящие восстания. Историк отмечал, что кровь лилась всего из-за одной буквы (игра слов на греческом – «во двух естествах» вместо «из двух естеств»). Маркиан умер, не успев оценить силу вызванного им противодействия. Сменивший его Лев I Великий (которого не следует путать с папой Львом I, прозванным Великим за «спасение Рима» от вандалов), ставленник варвара-арианина Аспара, при виде анархии, вызванной вероопределением Собора, не хотел созывать нового, но ограничился опросом епископата о кровавых событиях в Сирии и в Александрии.

Однако разгоревшаяся после Халкидонского собора война только внешне напоминала религиозную. Ее истинные причины все-таки следует искать не в догматических тонкостях, а в переделе церковной собственности. Хотя исторические документы умалчивают об этом, но есть основания полагать, что к середине V в. практически все имущество империи было поделено между епископиями, которые представляли собой самостоятельные субъекты хозяйствования. Уровень развития производительных сил был уже достаточным для того, чтобы не только отдельные провинции империи стремились к экономической независимости от центра, но даже крупные монастыри, насчитывающие до тысячи монахов. Наиболее развитые в хозяйственном отношении районы (например, Египет или Сирия) претендовали или на гегемонию, или на полную идеологическую, политическую и хозяйственную самостоятельность. Не случайно инициатором церковных расколов выступала именно Александрия, явно тяготившаяся зависимостью от императорской власти или от власти Константинопольского патриарха. Все александрийские епископы хотели быть владыками Египта и руководителями церковного Востока. Ненависть к церковному выскочке, епископу Нового Рима – Константинополя, одушевляла их всех. Григорию Богослову они противопоставили Максима Киника, Феофил расправился с Иоанном Златоустом, Кирилл – с Несторием, Диоскор – с Флавианом.

 



 
PR-CY.ru