Христианское учение вышло из берегов одной вековой религиозной стихии, чтобы переселиться в другую. Первую (иудейство) оно признало своей колыбелью; вторую (язычество) оно стремилось подчинить себе, вытеснить, заменить собой. Но для этого христианство, прежде всего, должно было точно отличить себя от всего, чем оно не являлось, чтобы предотвратить обратное впадение в иудейство, или предотвратить заглушение евангельского учения примятым, но не истребленным язычеством. Формально решение давалось без труда: христианство осознавало себя религией Откровения Бога-Творца и Спасителя; и все, что не входило в это Откровение (писанное и неписанное), было не нужно; все, что противоречило, было враждебно. Следовательно, задача сводилась к определению объема признаваемого христианством Божественного Откровения, однако в частностях оставались нерешенными следующие вопросы: во-первых, об относительном весе иудейского и специфически христианского Откровения; во-вторых, об отношении Откровения к а) естественным религиям, б) личному религиозному творчеству и в) разуму и его высшему проявлению – науке.
Отношение христианства к иудейству и к Ветхому Завету определилось приблизительно к 140 г. н.э. следующим образом: догматическое значение получило Послание к Евреям, где проводится мысль, что Ветхий Завет и как Писание, и как факт есть Откровение истинного Бога, но что в нем же самим Богом сделаны ясные указания, что значение его – лишь временное. Ныне же, с пришествием Сына, Ветхий Завет как закон и как обряд отменен, объявлен «изветшавшим», отслужившим свое назначение («Я пришел не отменить Закон, но исполнить его» – слова Христа. Но «исполнить» и есть «отменить». Таким образом, это могло быть сформулировано не ранее середины II в. Этот взгляд зафиксирован в диалоге Иустина Мученика с иудеем Трифоном.)
Вечный, непреходящий смысл Ветхого Завета христианство находит в его пророчествах и прообразах, поэтому выдвигает на первый план, в центр, книги пророков и исторические отделы в противоположность евреям, для которых на первом месте всегда стояло Пятикнижие закона.
В одну сторону от центра на первом плане христианство поставило так называемых назареев, которые не считают закон и обрезание обязательными для христиан из язычников, исповедуют бессеменное зачатие Христово, апостола Павла признают за истинного апостола, равноправного двенадцати ученикам; но, будучи по рождению иудеями, они продолжают исполнять закон Моисея, насколько это возможно, из почтения к преданию отцов; и косо смотрят на христиан-иудеев, отстающих от «законной праведности» и не обрезывающих своих детей.
На втором плане стоят еретики-эбиониты (обличаемые в посланиях Игнатия Богоносца), которые считают обрезание необходимым для спасения всем и каждому, Христа считают хотя и Мессией, но простым человеком и сыном Иосифа, в апостоле Павле видят вредного лжеапостола.
В другую сторону от центра на первом плане православная традиция ставит авторов послания Варнавы и послания к Диогнету, в которых признается, что Ветхий Завет дан Богом истинным, но все его еврейское понимание и исполнение есть заблуждение. Бог не только теперь не хочет, но и всегда не хотел обрезания по плоти, жертв животными и плодами земными и т.д. Под запрещенными для употребления в пищу животными Бог разумел, согласно их трактовке, различные грехи, под жертвами – «дух сокрушен» и т.д. Жертвы еврейские, как и языческие, показывают грубость понятия о божестве, будто бы нуждающемся в человеческих приношениях.