В то же время вторая половина II в. до н.э. была началом глубокого общественного кризиса. Рим, не перестав быть полисом, стал мировой державой; морально-политическое единство свободного гражданства, которым держался республиканский Рим, и отголоски которого еще чувствовались в период больших завоеваний, теперь разрушилось окончательно. Между узким кругом правящей знати (сенатское сословие), которому на долю достались все выгоды от завоеваний, и широкими слоями разоряющегося крестьянства и городского плебса образовалась пропасть. В политике это привело к попыткам реформ и восстаний, которые стали началом столетней полосы так называемых гражданских войн.

Общественный кризис сопровождался духовным кризисом. Философский идеал римской доблести, облагодетельствовавший мир наилучшим управлением, оказался ничуть не похожим на действительность. Между философской теорией и политической практикой, между досугом и делом просвещенных римских аристократов происходит разрыв: вместо того чтобы быть подспорьем и дополнением политической практики, культурные интересы становятся способом ухода и отдыха от неприглядной действительности. В литературе этого периода наблюдается упадок старых поэтических жанров, характерных для традиционной идеологии граждан полиса; возвышение новых жанров, характерных для индивидуалистической идеологии подданных мирового государства; развитие прозы, которая постепенно сравнивается с поэзией по своему значению в культурной жизни.

Упадок полисных литературных форм приводит к тому, что носителем культуры, по крайней мере «высокой» культуры, все более становится не сцена, а книга; и как в Греции, прозаические жанры начинают вытеснять стихотворные. Красноречие этой поры впервые сознательно овладевает риторической техникой, способной обеспечить убедительность речи, к концу века появляются даже первые латинские учебники красноречия. Историография впервые отрешается от тяжеловесной формы «анналов»: Антипатр пишет возвышенным поэтизированным слогом монографию о Ганнибаловской войне. Рядом с красноречием и историографией появляется новая область римской прозы – филология и наука о древностях, прибежище ученого досуга тем, кому претила современность. На рубеже II и I вв. до н.э. работает первый римский филолог Эллий Стилон, чьим учеником был уже упоминаемый нами историк Варрон.

История в Риме была своего рода естественным продолжением красноречия: находясь у государственных дел, римский сенатор обосновывал свои политические мероприятия в речах; уйдя на покой, он оправдывал свою былую деятельность, сочиняя историю. Так, Катон вставлял в свои «Начала» в огромном количестве отрывки подлинных речей, когда-то произнесенных им в Сенате. Источниками для римских историков служили, во-первых, жреческие анналы государственного архива, и, во-вторых, героические сказания из родовых преданий; от первых из этих источников римская история унаследовала обычай сухой рубрикации событий по годам, от второго – поэтическую окраску языка.