Наряду с естественными и математическими науками развиваются и науки гуманитарные. Это результат того ощущения отдаленности, очужденности, которые появляются у эллинизированных греков по отношению к своему полисному прошлому. Факты и установления общественной и культурной жизни, которые воспринимались ранее как само собой разумеющиеся и вечные, теперь воспринимаются как исторические и преходящие и потому требующие собирания, систематизации и осмысления. Появляется целая отрасль – наука о «древностях», т.е. не о событиях, а о памятниках, учреждениях, обычаях, преданиях прошлого; особенно много таких сочинений было посвящено Афинам и Аттике. К ним примыкали многочисленные сочинения о разных странах и народах негреческого мира, которые стояли на стыке истории, географии и этнографии. Среди «древностей», привлекавших внимание эпохи, важное место занимали, конечно, фигуры деятелей истории и культуры прошлого; именно в это время выделяется жанр биографии, в значительной степени опирающийся на недостоверный материал. Среди памятников древности были литературные произведения; именно в это время создается наука филология. Составляются каталоги и аннотации классической литературы, составляются комментарии как языкового, так и реального содержания. И во всем видно греческое влияние. В области религии, философии, науки и искусства не только усиливается взаимовлияние эллинизма на Восток и Востока – на эллинизм, но даже частичный синкретизм. Однако прямое воздействие греческих образцов коснулось в основном развития не литературы, а историографии.

Народам Древнего Востока, как правило, был чужд дух строгого исторического исследования. Исключение составляют ассирийские царские хроники, но и они содержат скорее информацию о деяниях какой-нибудь династии, чем подлинную историю страны и народа. Между тем именно в эллинистическую эпоху под явным влиянием греков возникают многочисленные исторические сочинения у парфян, египтян, евреев и финикийцев. Побудительным стимулом для большинства восточных историков служило желание возвеличить свой народ и доказать грекам его ведущую роль в создании мировой цивилизации. Так, Берос восхвалял «мудрость» вавилонян; Эвполем изображает Моисея первым в мире мудрецом, изобретателем алфавитного письма; Артапан же связывает с именами Авраама, Иосифа и Моисея основы не только еврейской, но и египетской, а через ее посредство – и греческой культуры.

Влияние греческих образцов особенно четко ощущается в попытках рационалистически объяснить народные сказания и легенды. Так, Берос, излагая вавилонскую легенду о потопе, добавляет от себя, что этот рассказ – аллегорическое изображение природных явлений. К аллегорическим либо рационалистическим истолкованиям прибегают и еврейские историки всякий раз, когда они пересказывают библейские сюжеты. Эвполем для придания своему сочинению исторической достоверности даже заставляет Соломона обмениваться с египетским фараоном и царем Тира письмами, которые составлены в эллинистическом эпистолярном стиле.

Но при всей ориентации на греческие образцы в хрониках легко прослеживается отечественная традиция. Берос начинает свою историю на восточный манер: со сказания о творении мира, а затем о всемирном потопе и мифических царях древности; у еврейских авторов легендарные и библейские сюжеты заслонили, по сути дела, рассказ о реальных исторических событиях; у Манефона вся его хроника напоминает народные египетские сказки.

 



 
PR-CY.ru