Об авторе СЕРПАНТИН Осколки

Осколки

*    *    *
Поэзией не бредил ты напрасно,
не тратил время на блаженный жар,
но рассуждал логически и ясно,
имея свой экстрасенсорный дар.

От нелинейных всех коммуникаций
ты нас предупреждал не зарекаться
и, как Онегин, часто в тишине
давал уроки жизненные мне.

Ты был готов помочь любым советом,
как ангел, ты беседовал со мной
зимой и летом, осенью, весной
и ничего не требовал при этом.

Надежен ты обычно, как гранит,
но почему-то телефон мой не звонит.

*     *     *
Они спорят о многом и остро,
мировые проблемы решая.
Не понять из полемики пестрой,
кто из них за кого выступает.

И цепляясь за каждое слово,
ищут смысл его снова и снова.
Хотя многое ясно без слов,
и не это – основа основ.

В этом споре не нужен им третий,
а четвертый – не нужен совсем.
Пятый глух станет вскоре и нем –
шквал эмоций не выдержать этих!

После них часто хочется мне
одному посидеть в тишине.

*     *     *
Ты мне внушил, что я почти что Пушкин,
и я, признаюсь, на него молюсь.
Играя в эти милые игрушки,
над вымыслом слезами обольюсь.

Мои экспромты вы всегда ценили,
мне благодарностью за них платили,
пусть даже чушь в своих сонетах нес
и сам же доводил себя до слез.

Но мне не совестно показывать вам слезы,
рожденные из благородных чувств.
Мы платим дань тому из всех  искусств,
которое стыдливее мимозы.

Не потому ли  с первых наших дней
в любви к стихам мы стали всех родней?

*     *     *
Немного в жизни есть друзей
таких же преданных и верных.
Вы – мера жизни нашей всей
и образец людей примерных.

Во многом мы на вас похожи.
Хотим мы быть такими тоже.
И вот уж больше пяти лет
во всем идем за вами вслед.

Вам посвящаю строки эти,
упрямый потирая лоб,
меня вы похвалили чтоб
и радовались им как дети.

Ведь мы вас любим и для вас
пуститься можем даже в пляс.

*    *    *
Всё было: склоны и равнина,
ущелий сумрачная глушь.
Склонилась вдруг Екатерина,
и я пять лет уже как муж.

Ей не нужны мои поклоны,
сонетов стройных эталоны,
в словах изысканная ложь
и вся рифмованная дрожь.

Года к суровой прозе клонят.
И в повседневной суете
слова рождаются не те.
И Катька постоянно стонет.

Но я торжественно клянусь,
что я так быстро не склонюсь.

*     *     *
Не превзойти наставников умом.
И кто споет мне о себе самом?
Но если что-то до сих пор не удавалось,
я это сформулирую потом.

Кому-то не дает покоя власть.
Испытывает к книгам кто-то страсть.
А я ко всем испытываю жалость,
да и ее готовы все украсть.

Любая страсть заразна, как чума.
Она и мудрого легко сведет с ума.
Достойна мудрости любая в жизни малость:
она всегда плодит себя сама.

Срывает ветер с розы лепестки.
И пусть они прозрачны и легки,
в них все необходимое осталось.
Оно весной даст новые ростки.

В себе своих желаний не таи.
Ты их вином отменным напои.
Что не срослось, само собой сломалось.
Прошедших дней желанья – не твои.

Но ты напрасно Бога не гневи.
Своим упорством силы обнови.
Твоя печаль не больше, чем усталость.
Ты ей живую душу не трави.

*     *     *
Чтоб знать, как готовятся сиги,
какой интерьер веселее,
читайте железные книги –
увидите всё на дисплее.

Когда собираемся вместе,
нужды нет большой в разговоре.
Скопируйте всё на винчестер –
яснее всё на мониторе.

Все книги рецептов бросайте,
друг другу вообще не звоните.
Есть всё, что хотите, на сайте.
Есть то, чего вы не хотите.

Есть номер у каждого сайта.
И поиск возможен по теме.
Есть флэшка на три мегабайта
и код в поисковой системе.

Не стоит записывать снова
всё то, что на жестком есть диске.
В системе есть главное слово.
Забудьте о страхе и риске.

Любая система надежна,
надежней, чем клей и бумага.
Запомнить все шифры несложно.
Есть шифры у каждого шага.

Устали – нажмите на Enter.
Найдите названье портала.
Есть в каждой системе свой центр.
Забыли – начните сначала.

Я знаю не всё – не профессор.
Не нужно мне знать всё на свете.
Как сложно устроен процессор,
смогу я узнать в Интернете.

*     *     *
Благоприятный для себя избрав режим,
к себе относимся всегда благоговейно.
Прямой дорогой от людей бежим,
общаемся же чаще – нелинейно.
Давайте расчищать друг к другу путь,
чтоб наши сделать ровными стезя.
Нам без друзей прожить никак нельзя,
линейно или нет – не в этом суть.

*     *     *
В минуты тягостных раздумий и сомнений,
когда не мог понять я жизни суть,
меня поддерживал всегда твой добрый гений
и помогал найти неповторимый путь.

Мне не решить простого интеграла,
секретов техники знать, видно, не дано,
но для себя усвоил я давно,
что без друзей узнаешь в жизни мало.

Смотрю я в твой волшебный телескоп
и под его оптическим прицелом
я вижу мир и в частностях, и в целом.

И сделал вывод в результате проб:
Господь мой прост, как атом водорода,
но мысль взрывает купол небосвода.

*     *      *
Есть в жизни у всего свой путь и вариации,
но нелинейные твои коммуникации
торжественный украсят юбилей
на зависть мегаполису и нации.

Пусть найденная точка бифуркации
послужит темой новой диссертации,
а круг доброжелательных друзей
откроет путь для всей коммуникации.

Твои очередные публикации
содержат много новой информации.
На жизнь взгляни гораздо веселей –
тебя ждут гонорары и овации.

Есть и у счастья тоже вариации,
нам не дано понять их комбинации.
ты нам вина налей в свой юбилей –
мы выпьем за семьи коммуникации. 

*     *     *
Обычно я один сижу над книгой здесь,
а вы вдвоем дела вершите там.
Хоть мысленно я рядом с вами весь,
но не всегда могу приехать к вам.

Пытаюсь написать о временном и вечном,
но дело продвигается с трудом,
а вы себе купили новый дом,
живете в единении сердечном.

Спасибо вам, что вы со мной на «ты»,
что видите во мне помощника и друга
и вспоминаете про нас в часы досуга.

Вы воплощаете в себе мои мечты.
Хочу я быть во всем на вас похожим:
богатым быть и быть счастливым тоже.

*     *     *
Коль ты была б старушкой одинокой,
могла бы плакаться в жилетку, а пока
не будь со мной надменной и жестокой
и не считай меня порой за дурака.

Пусть я не тот, не в том моя вина,
что не сидел с тобой, твой вечер коротая.
Тебя боялся я, хоть ты и не крутая.
Но помню я былые времена.

Ты знанием моим была поражена
и уносилась вдаль, усталость забывая.
Тебе завидовала б женщина любая.

Я быть с тобой готов, но ты мне – не жена.
Пусть мы во всем между собой несхожи,
моя любовь к тебе для нас всего дороже.

*     *     *
Что верность Брута, доблесть Сципионов,
о чем Петрарка пел в своих стихах?
Моя любовь к тебе надежней всех законов,
учился у тебя держать себя в руках.

Тебя всегда считал я старшим братом.
Ты был готов подставить мне плечо.
Со мной ты никогда не спорил горячо
и не считал себя ни бедным, ни богатым.

Ты эту жизнь воспринимал как есть,
лишь глупость принимал всегда с усмешкой
и не считал других всего лишь пешкой.

Тебе не свойственны ни зависть и ни лесть.
Доволен или нет своим уделом,
но ты всегда следил за своим телом.

*     *      *
Не вспоминай о том, что раньше было,
не жди награды за свои труды.
Для мужа ты – как лучезарное светило
и как надежное спасенье от беды.

Он помнит до сих пор, как ты в дверном проеме
возникла, ослепив и озарив весь путь.
Когда вам будет трудно, не забудь,
что ты одна погоду строишь в доме.

Пусть говорят порой не то подруги,
да так, что застывает все в груди.
Не злись – всё остается позади.

Мы ценим только личные заслуги.
И нас другие ценят лишь тогда,
когда соединяют нас года.

*     *     *
Когда надежда светлая моя
на участь лучшую во мне почти угасла,
мне дружба тихая, сердечная твоя
была пользительней целительного масла.

Ты ничего не заготавливаешь впрок:
природных навыков иль вновь приобретенных.
Увидев вдруг двух дураков влюбленных,
ты не спешил преподнести урок.

Хоть видел под оптическим прицелом,
как с башни в Пизе падает отвес.
Ты видел всё, но в души к нам не лез.

Ты частности соединяешь с целым.
Подходишь с мерками особого масштаба,
поэтому в прогресс всемирный веришь слабо.

*     *     *
При благородстве крови скромность эта
тебе в Малаховке всегда была под стать.
Но ты – как отдаленная планета,
вторично замуж вышедшая мать.

Ведь я – плебей, ты – дочка прокурора.
Ты про меня всё знаешь наперед.
Я жду, когда настанет мой черед
тебе напомнить тему разговора.

Но вздохов ураган и ливень слез
мой челн однажды к берегу прибили.
Меня здесь, как родного, полюбили.

Свои болячки я с собой принес
и нахожусь в их власти необорной.
Пусть я – колючий, но в душе – попкорный.

*     *     *
Тебе ль не знать про участь Одиссея,
когда ты там и в то же время – тут.
Особенно когда в дыму Расея,
вдвойне прекрасен образ Хатшепсут.

Другими были все во время оно,
и жизнь в те времена была легка.
И я смотрю на всё издалека,
чтоб не достали люди фараона.

Они не спросят про мои сонеты,
заставят им всезнаньем угождать.
Быть в стороне – вот мир и благодать.

И я ни разу не спросил: «Сережа, где ты?»,
хотя общению с тобой всегда был рад.
Но ты – не мне, а фараону брат.

*     *     *
Куда уходит дней стремительный поток,
где вперемешку смех и ран сердечных льдины?
Давно пора извлечь из прошлого урок,
из половины дел и жизни половины.

Жизнь коротка – на всё не хватит сил.
Есть у всего конец, и есть всему начало.
Жизнь адекватно никому не отвечала:
кто многого хотел и многого просил.

Нам надо выбирать, что нам всего дороже,
чтоб кто-то из-за нас вдруг не осиротел,
иль в одночасье вдруг остался не у дел.

Но выход из всего случайного возможен.
И выход там, где есть обычно вход.
А терпеливого всегда удача ждет.

*     *     *
Поэты пишут о своей печали:
чужая – и ничтожна, и мала.
Нам не всегда, как надо, отвечали:
ведь у друзей всегда свои дела.

Легко подумать, что друзья – пропали,
хотя быть очень близкими должны.
Коль наши интересы не важны,
не значит, что друзья теперь – в опале.

Ценней всего душевное чутье,
сменяющее глупый гнев на милость,
чтоб прежнее чутье не притупилось.

Прими теперь раскаянье мое
и слов моих ржавеющую медь.
Я их убил, чтоб не глупили впредь.

*     *     *
Благословенны месяц, день и час,
что нас с тобой тогда соединили.
Я Господа за них благодарил не раз,
хотя судьбы своей понять я был не в силе.

Ты не ждала награды и не ждешь
за всё, что сделала и сделать еще сможешь.
И я всё сделаю для нас с тобою тоже,
на что пока своим здоровьем гож.

Пусть я порой от безответных дум
бываю негалантен и угрюм,
но это ничего еще не значит.

Ведь я тебя по-прежнему люблю,
всегда твой взгляд внимательно ловлю,
тобой живу и не могу иначе.

*     *     *
Я в руки взял бумаги чистый лист,
чтоб написать вам новые сонеты.
Подумал: Господи, какой я формалист!
Не лучше ль написать обычные куплеты?

Конечно, я на Данте не похож.
Я – не Шекспир, не Пушкин, не Петрарка.
Вам ни к чему весь этот выпендреж,
и мне от этого ни холодно, ни жарко.

Решил сказать все просто, от души.
Сказать шершавым языком плаката,
о чем так много размышлял в тиши
и что мне очень дорого и свято.

Надеясь, что слова свободно потекут,
я взял перо, в стакан налил чернила.
Так просидел одиннадцать минут,
но Муза не пришла: она меня забыла.

Она простить измену не смогла,
что я увлекся сайтом в Интернете.
И в каждой комнате из пятого угла
я слышу сутками ее упреки эти.

Я ей шепчу: «Прости, лети сюда.
Сядь на плечо нашептывать сюжеты».
Она ж в ответ, не ведая стыда,
смеется мне в лицо и прыгает раздетой.

Меня ее смущает нагота,
а смех язвительный лишает дара речи.
С годами жизнь становится не та,
и сожалений груз ложится мне на плечи.

Мне Муза говорит: «Не мне ведь служишь ты,
ты от людей ждешь славы и признанья.
Служенье Муз не терпит суеты.
Что им твои способности и знанья?

Минутой ты стремишься дорожить.
Дружить с тобой – всегда себе дороже.
Ты не умел и не умеешь жить.
А время я ценить умею тоже.

Оно умчится быстро в никуда.
Минуты – лишь бегут, но улетают годы.
Зовешь друзей отсчитывать года,
хотя они твои во многом антиподы.

Ты из себя субстанцию лепи, –
мне Муза говорит, – чтоб я тебе внимала.
Есть мудрость в том, чтоб жить под знаком «Пи»,
есть мудрость – жить под знаком интеграла.

Не отвлекает пусть ни визуальный ряд,
ни мнение толпы непостоянной.
Ведь люди о себе лишь говорят.
В песок уйдет их ропот безымянный.

Судьба твоя не так уж тяжела,
чтоб утешение искать в ответном слове.
Всяк – для себя живет, у всех – свои дела.
У многих даже нет твоих условий.

Ты в жизни ведь ничем не обделен.
Все, что имеешь, – то моя награда.
Талантлив где-то, где-то – не силен.
Хвалиться ж лишний раз перед людьми не надо».

И я решил сонеты не писать,
оставить при себе свои остроты.
Зачем перо задумчиво кусать:
в том нет нужды и нет большой охоты.

Не стоит в этот день и в этот час
писать о том, что знаете вы сами.
Есть темный мир, который внутри нас
и светлый мир, который между нами.

Взгляните вверх: над вами сотни Муз.
Талантлив каждый и в большом, и в малом.
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Мы за здоровье всех поднимем здесь бокалы.

*     *     *
Как будто школьный выполнив урок,
я отложил перо и выплеснул чернила.
Господь всему определяет срок,
дает талант и наделяет силой.

Лукавой мудростью Его не обмануть:
что Бог не дал, то не подарят люди.
Старайся выбрать и пройти свой путь,
приняв все то, что было и что будет.

Бывало, я с пером наперевес
бежал, чтоб рисовать картину мира.
С годами к жизни гаснет интерес.
Теперь мой мир – компьютер и квартира.

Мне любопытно, что творится за бортом,
но принимать не буду в том участья.
Что было раньше, будет и потом:
все те же у людей и счастья, и несчастья.

Что я смогу прибавить и отнять
в проекте малой и большой Вселенной?
Я буду чувствовать беспомощность опять,
пытаясь мыслями проникнуть в мир нетленный.

Я утешал в себе сомнения как мог,
рассудком заглушая голос лживый.
Вдруг за спиной услышал монолог:
«Ты звал меня? Так слушай, мой служивый.

Ты хочешь музам призрачным служить?
Служенье музам – барская забава.
Учись тем, что имеешь, дорожить.
Непостоянна жизнь, непостоянна слава.

Твои способности и жизненный багаж
останутся, как говорят, под спудом.
Они с тобой исчезнут, как мираж.
И я с тобой еще недолго буду.

Ведь как бы ни был твой полет высок,
настанет день, и кровь твоя остынет.
Бесследно просочится все в песок,
и  мир тебе покажется пустыней.

Пойми: ведь жизнь не каждому дана,
хотя для нас она порой – обуза.
Но муза у тебя одна – жена,
а не какая-то мифическая Муза.

Мужчины любят легкие пути
и подставлять боятся свои плечи.
Но муз таких мужчинам не найти,
которые накормят и полечат.

Тебе вот кажется: была бы тишина,
и верное найти ты смог бы слово.
А тут опять стоит и ждет она,
когда ее ухватишь за основу.

Нет смысла ждать от эфемерных муз
возвышенного чувства, вдохновенья.
Нет ничего надежней брачных уз.
Тебе о том талдычу каждый день я.

Тебя чем не устраивает плоть,
которая твоим теплом согрета?
Жена привычна и покорна хоть,
но и она такая ж личность где-то.

Неважно, что прочел ты больше книг,
что мыслишь глубже, шире и глобально.
Но лишь она с тобою каждый миг
на кухне слушает тебя и даже в спальне.

И неустанно каждый день твердит,
что мысли твои что-нибудь да значат.
А ты не хочешь даже сделать вид,
что не напрасен труд, что был тобою начат.

Чтобы понять, кому и для чего,
ты оглянись: увидишь тех, кто рядом».
Я резко оглянулся – никого.
А если нет, то, значит, и не надо.

Я принимаю мир таким, какой он есть.
Придет мой час – уйду без сожаленья.
Спасибо вам, что вы сегодня здесь.
Ведь не поминки все ж, а день рожденья.

*     *     *
Ничего, что бываю порой нелюдим.
Будет не на что жить, что-нибудь продадим.
Кто окажется вдруг в самом центре вниманья
и получит награду, еще поглядим.

*     *     *
Сомненье – это стопроцентный вирус:
легко меняет косинус на синус.
И хоть во всем найти стараюсь плюс,
на всякий плюс всегда найдется минус.

*     *     *
В окруженье друзей, на веселом пиру
хоть бываю болтлив, но обычно не вру.
В жизни всякое может со мною случиться.
Только знаю: от скромности я не умру.

*     *     *
Негоже нам за праздничным столом
рассказывать тоскливо о былом.
Сказал мудрец: «Всё было и всё будет».
Пора фужеры опрокинуть кверху дном.

*     *     *
Вы Лиле вечерами не звоните:
она в Испании, во Франции, на Крите.
Она там представлялась: «Ай эм рашен»,
но с ней все говорили на иврите.

*     *     *
Когда Господь сказал: «Да будет свет!»,
он Алику свой передал секрет.
Потом уснул, когда пришла суббота.
С тех пор нам Алик подключает свет.

Он знает то, чего не знаем мы.
В догадках мы запутали умы.
Пусть объяснит, где проводник, где изолятор,
Но не считает, что мы – люди тьмы.

*     *     *
На днях готовились масштабные ученья.
Им Путин придавал огромное значенье.
Но Либерман сказал: «Придется отменить.
Я к Кате приглашен на день рожденья».

Тут Лена говорит: «Напрасный разговор!
Нам очень помогает твой прибор».
А если попадет в чужие руки,
как сможем мы уладить после спор»?

*     *     *
Лена Толе твердит постоянно: «Пойдем.
Что-нибудь мы для Кати в подарок найдем».
Как бы ни было лень подниматься с постели,
Толя молча за Леной идет под дождем.

*     *     *
Лена дома, в гостях и на даче – огонь.
Пламя в руки возьмет, поплевав на ладонь.
Если Лена довольна, поймет и поможет.
Если Лена не в духе, то лучше не тронь.

*     *     *
Володя наш живет в пространстве оном.
По нелинейным там общается законам.
Он инженер и кандидат наук,
но инженер с психологическим уклоном.

*     *     *
На все есть у Наташи свой ответ.
Она Москву пиарит много лет.
На грядках у нее растет капуста,
но за «капустой» она лезет в Интернет.

*     *     *
Для Эли нет придуманных границ,
за это перед ней всегда склоняюсь ниц.
Но что ей до того? Она уже в Париже,
где жизнь прекрасней всяких небылиц.

*     *     *
У Димы теща есть, жена и дочь,
а женщины все барахло скупить не прочь.
Но Дима не заносчив и не жаден.
Он и другим всегда готов помочь.

*     *     *
Наш Саша педагог, писатель и поэт.
Он знает жизнь, объездил белый свет.
Но жаль, что нас почти не замечает:
когда не рядом с ним, то, значит, нас и нет.

*     *     *
Ирина любит всем давать наказ.
Пока всё не учтет, потратит битый час.
Но если б не подробные советы,
опасности давно б искоренили нас.

*     *     *
Не воскресить синеющие дали,
не возродить отжившие мечты,
что в юности так высоко взлетали
и землю наблюдали с высоты.
Не радуют цветы, роса и зори
и солнца красного не радует закат.
Рассудок сам с собой уже не спорит,
и разум откровениям не рад.
Он знает: в этой жизни все – не ново:
ни ясный день, ни утренний туман.
И хоть на свете все – сплошной обман,
так хочется начать хоть что-то снова.
Но лишь мазки порой выводит кисть.
Пропала сочность разноцветной краски.
И хочется от злости землю грызть,
чтобы вернуть на холст былые сказки.
Но краска осыпается с холста,
от тяжести ломается подрамник…
Тому, кто в этой жизни только странник,
жизнь в старости становится пуста.
Я слышу, как звонят колокола,
пусть не по мне, но это – недалече.
Пред образами догорают свечи.
Я жду, когда они сгорят дотла.
Не помогла старинная икона.
Молитва наши души не спасла.
Теперь уж нет полуденного звона.
Быльем давно надежда поросла.
Не возвратить прекрасных дней назад,
чтобы начать все снова и иначе,
поэтому душа болит и плачет,
и затуманен постоянно взгляд.
Но остается время, чтоб сказать,
что я не тот, что много изменилось.
Но как теперь друзьям мне доказать,
что я прошу одну лишь только милость?
Нам пишут на венках красивые слова,
кладут цветов роскошные букеты.
Но скроются в земле не спетые сонеты,
и на могиле вырастет трава.
Хочу, чтоб там стоял лишь деревянный крест,
без имени, без дат, без эпитафий.
Но можно написать: «Лежат здесь анапест,
хорей и ямб, дактиль и амфибрахий».
Но дата ставится на мраморной плите
зачем-то многими как будто бы из страха,
что могут встать и возвратиться те,
кого отпели, из земли и праха.
Я не хотел бы слышать чьих-то слез
по поводу «безвременной» кончины.
Все знают хорошо: нет следствий без причины.
А справедливо ли – совсем иной вопрос.
Не изменить судьбу стихом лукавым,
что лебединой песней вдруг запел.
Я лишь на время оказался смел.
Прости меня. Мы оба были правы.

*     *     *
Теперь, когда я жизнь итожу,
я вижу сумрак вечного пути
и повторяю все одно и то же,
но нужных слов я не могу найти,
чтоб выразить тоску и сожаленье,
о том, что делал в жизни все не так:
не выразил, где надо, умиленье,
не превратил предательство в пустяк.
Я к людям проявлял пренебреженье,
был убежден: и дальше все так будет.
Я строил мир в своем воображенье.
Но этого мне не простили люди.
Ничто не может измениться в мире,
хоть сменится еще сто поколений.
Не станет лучше мир, душа не станет шире
от ненависти, лжи и сожалений.
Бессмысленность того, что происходит
вокруг и в нас, нетрудно осознать.
Но это знание тоску порой наводит
и мысли поворачивает вспять.
Зачем искать безумный рёв толпы,
где чувство стадности – на первом месте?
Зачем столп истины и прочие столпы –
ваяния из зависти и лести?
Все слишком хрупко, зыбко и туманно,
чтоб зацепиться хоть за что-нибудь.
Настолько, что бывает даже странно
про вечность слышать и последний путь.
Нам все равно не светит светлый рай:
у входа там толпа давно скопилась.
Как ни старайся, как ни напирай,
калитку не открыть – она приснилась.
Апостолы толпу стремятся удержать.
Скрипят врата от дикого напора.
И мне оттуда хочется бежать,
чтоб избежать с попом Всевышним спора.
О том, как жил, молился ли, постился?
Любил, прощал, смиренен был иль горд.
Я промолчал и мысленно простился…
А за престолом ухмылялся черт.

 

 
PR-CY.ru